Каменный Кулак и Хрольф-Потрошитель - Янис Кууне Страница 6

– Ольг – добрый roddare! [54]Бьёрн! Как быть Бьёрн! – похлопал его по плечу Хрольф: – После будет много русь. Nu vila. [55]

– Не хочу я увиливать, – пробурчал Ольгерд: – Хилые вы все тут. Даром, что варяги.

Хрольф неодобрительно покачал головой и нахмурился: плохо ли, хорошо ли, но не он один на драккаре разумел по-венедски. Вдруг как гребцы озлятся на хулу и выйдет драка. Однако когда шеппарь отвернулся от рыжего венеда, довольная улыбка забралась-таки ему под усы. Еще непонятно, как этот Бьёрн поведет себя в сечи, но, что ни говори, а иметь на драккаре такого силача было весьма недурно.

Почти весь день шли под парусом на запад-северо-запад, не упуская из вида лесистый берег по правому борту.

Глядя на белые шапки могучих валов, Волькша все ждал приступов тошноты, которая часто мучила его даже на Ладоге, но немочь ворочалась лишь на самом дне его утробы. Конечно, драккар был несравненно больше рыбацкой лодки, да и сработан был очень ладно: высокий нос корабля не взмывал на гребень волны, а рассекал его. Качка, конечно, ощущалась, но куда слабей, чем на суденышке Годины. Волькша, без труда справляясь с тошнотой, даже немного гордился собой. Да, и как не гордиться, если, в отличии от него, Рыжий Лют улегся возле щеглы, [56]замотал башку тряпицей и погрузился в полусон человека, чьи потроха поссорились с едой.

На ночлег опять остановились на острове. Волькша никогда не видел такого березового раздолья, а уж он-то вдосталь побродил по лесам и долам вокруг родной Ладожки. В глазах рябило от белых в крапинку стволов. Впрочем, даже и не белых, а скорее розоватых. Годинович пожалел, что пора Березозола, [57]когда из малой царапинки в березовой коре можно пить, как из родника, уже кончилась. А то можно было бы взять в море вместо обычной воды – сладковатый и душистый березовый сок.

– На Бьёркё [58]тоже много берез, – сказал Волькше Хрольф: – Он потому так и называется. Но здесь их куда больше. Шеппари между собой называют этот остров Стор Бьёркё. [59]Отсюда еще один день хорошего пути по открытому морю до Хогланда. [60]Потом будет Sund [61]между эстиннскими и сумьскими землями. Тут, кому что милее. У суми шхер больше, но и плутать среди мелких остров и подводных камней – точно в жмурки с бедой играть. Но и другой берег Зунда не лучше. Там – эстинны, а они почище охтичей будут. Тоже могут ночью на одинокий драккар напасть. Проскочим Зунд, а там еще два дня пути и мы у Ротландского Архипелага. Потом еще день по рекам и озерам до Мэларена [62]и мы на славном Бьёркё.

Со второго раза Волькша понял, что речь идет о городе морских разбойников. Правда, упоминая этот досточтимый варягами остров, Година называл его Биркой. Слушая былицы отца, в которых тот и сам излагал услышанное от свейских гостей, Волкан представлял себе величественный и суровый остров посреди бурного моря; сотни драккаров снующих туда-сюда вокруг него; могучих, неистовых и беспощадных варягов, сгружающих с кораблей и громоздящих там высоченные курганы из кованых сундуков с добром. В огромных, как горы, домах стоят там столы, заваленные едой и вином со всех концов Яви. На стенах там висят, кованные гномами для героев саг, уворованные чудовищными троллями и возвращенные в мир людей героями других саг, доспехи. И обо всем этом, не смолкая, поют сладкоголосые скальды. [63]

Кто бы мог подумать, что название этого острова происходит от слова «береза». Ну, как не пыжься, а нет в этом дереве ничего величественного. Радостное есть, а вот величественного нет как нет…

С этими мыслями Волькша и заснул, одолев свою долю вечерней каши уже с меньшим трудом, чем накануне. Под шум молодой листвы он унесся в страну снов так далеко, что утром Олькше пришлось как следует тряхнуть его, дабы Волкан соизволил проснуться.

Видимо не только у Волькши стало светлее на сердце после ночлега на березовом острове. Весь манскап если уж и не улыбался, то хотя бы не был как обычно хмур.

На сундуки садились без кряхтения. На весла налегали дружно. Отойдя от берега, поставили парус, благо ветер опять был попутный, западный, хотя и не такой свежий как накануне.

Большой Березовый остров, что остался за кормой, долго был виден против восходящего солнца, но, в конце концов, исчез, словно утонув в морской пучине.

За драккаром точно привязанная невидимой бечевой летела огромная белая птица, отдаленно напоминавшая Ладожского чирка. [64]

– Альбатрос, – со снисходительной улыбкой просвещал венеда Хрольф: – Его еще называют морским орлом или грозовой птицей. Еще говорят, что это внуки Ньёрда, потому что при хорошем ветре альбатросы могут лететь целый день, ни разу не взмахнув крыльями.

– А зачем он летит за ладьей? – спросил Волькша.

– Ему все равно куда летать. Может быть, он просто следит за нами, чтобы потом рассказать Ньёрду, хороший ли я шеппарь…

Полдня альбатрос маячил за драккаром, но потом взмахнул-таки крылами, описал круг над кораблем и унесся на север.

Не успела белая птица исчезнуть в морской дали, как налетел шквал. Парус хлопнул и развернул рею так, что порвал шкоты. [65]

– Убью, лентяи! – завопил Хрольф: – Кто крепил парус?

Вместо ответа послышался треск разрывающихся брасов. [66]Рея закрутилась на ракс-бугеле, [67]как детская вертушка, обматывая мачту парусом.

– Снимайте парус! – проорал шеппарь, так что чуть не порвал себе глотку: – Снимайте, Гарм [68]вас задери!