Суд волков - Жеральд Мессадье Страница 59

Жанна знала по опыту, что проблема решается лучше не тогда, когда наваливаешься на нее, – напротив, стоит дать ей время отлежаться в одном из уголков разума. Она представила себе оборудование Фуста: один или даже два пресса, рамки для свинцовых букв, несомненно, очень тяжелые, наборная касса, множество инструментов, флаконы с чернилами… Такое не заметить нельзя. Тем более что эти материалы нельзя держать открытыми. Буквы могут рассыпаться при перевозке, флаконы с бесценными чернилами – разбиться. Фуст наверняка поместил свое добро в ящики. Она отправилась к Сибуле.

– Если бы я захотела выяснить, – спросила она, – какого числа повозка, нагруженная тяжелыми ящиками, прибыла из германии и по какому адресу остановилась, что мне следовало бы сделать? Он усмехнулся:

– Вам стоило бы запастись золотыми монетами, хозяйка, и отправиться к стражам ворот Сент-Антуан, Тампль и, возможно, Сен-Мартен. Там вы узнали бы дату прибытия, но не адрес. Хотите, я возьмусь за дело?

– Да. Скажете мне, сколько пришлось заплатить. А как быть с адресом?

– Если это повозка из Германии, она скорее всего принадлежит немцу, однако мы не знаем ни имени возчика, ни его корпорации. Он ехал из какого города в Германии?

– Думаю, из Майнца,

– Это далеко?

– Порядочно. По меньшей мере, дня два пути.

– Тогда она, наверно, задержалась в Париже хотя бы на день, и если повезет, то на постоялом дворе "Золотое колесо", недалеко отсюда. Может, кое-что мы там разузнаем. У возчика был седок?

– Да, немец по имени Иоганн Фуст.

– Иоганн Фуст, – повторил он, чтобы лучше запомнить. – он потом уехал обратно?

– Он умер от чумы либо в середине, либо в конце августа.

– А вот это уже интересно! – воскликнул Сибуле. – В таком случае хозяин постоялого двора обязан был сообщить о случившемся приставам. Впрочем, судьбу груза это никак не проясняет.

– Фуст приехал вместе с дочерью Диной, – добавила Жанна.

– Она тоже умерла?

– Понятия не имею. Если и умерла, то после него.

– Что это был за груз?

– Тяжелые, даже очень тяжелые вещи. Могла она увезти их?

– Сомневаюсь, что, когда свирепствовала чума, она сумела найти людей для перевозки груза. Вы же помните, не оставалось ни одной повозки – все, кто мог, покинули Париж. Дайте мне время, и я все выясню, хозяйка.

Она вернулась на улицу Бьевр озадаченная. Чем больше она размышляла, тем запутаннее казалась ей эта история. Она доверяла суждениям Феррандо и не сомневалась, что печатня окажется делом очень прибыльным, но слишком много вопросов оставалось без ответа. С кем хотел Фуст повидаться в Париже? И почему именно в Париже, где он никого не знал?

Через три дня к ней зашел Сибуле. Он раздобыл нужные сведения. Пятого августа две повозки, прибывшие из Германии, проследовали через ворота Сент-Антуан с грузом, оцененным в пятьдесят экю и предназначенным для Сорбонны. Владелец, Иоганн Фуст, которого сопровождала дочь, Тина Шёффер, заплатил таможенную пошлину в два ливра, хотя товары для университета были освобождены от подобного рода сборов.

– А мне это обошлось в один ливр, – сказал Сибуле.

Жанна хотела развязать кошель, но он остановил ее:

– Это еще не все. Ваш Фуст, как я и предполагал, остановился на постоялом дворе "Золотое колесо". Вместе с дочерью. И возчиком. Именно там он и умер. Когда его состояние стало безнадежным, дочь расплатилась и уехала вместе с возчиком с такой поспешностью, словно за ними гнался дьявол. Они пробыли в городе неделю. Уехала она двенадцатого августа.

Феррандо и Жозеф слушали открыв рот и ждали продолжения – если, конечно, таковое существовало.

– Не только вы ищете эти ящики, – сказал Сибуле. – Едва кончилась эпидемия, как на постоялый двор "Золотое колесо" явились двое господ, одетых в черное, несомненно клириков, и потребовали, чтобы хозяин отдал им груз, привезенный Иоганном Фустом. Тот ответил, что груза у него нет. Они угрожали позвать стражников и бросить хозяина в тюрьму по обвинению в воровстве. К счастью для него, трое свидетелей, работавших на постоялом дворе, подтвердили, что дочь Фуста забрала ящики и уехала, когда поняла, что ее отец обречен. Хозяин пригрозил, что сам позовет стражников и предъявит людям в черном обвинение в клевете. Это были клирики из Сорбонны. Они завопили, что прево во всем их поддерживает и что им необходимо осмотреть подвал. Никаких ящиков там не оказалось. Они ушли взбешенные. Хозяин был взбешен не меньше.

Сибуле обвел слушателей лукавым взглядом.

– Это мой знакомый. Он у меня часто заказывает пироги и пышки. Он знает, что я с университетом ничего общего не имею. Где находятся пресловутые ящики, ему неизвестно. Но он дал мне маленький кошель, который нашел в комнате Фуста после того, как могильщики забрали тело. Не знаю, были ли там деньги. Добро покойников быстро пропадает. Однако в нем оказалось несколько каких-то бумаг, и хозяин припрятал его. Господам из университета он ни слова не сказал, потому что разозлился на них. Кошель обошелся мне еще в два ливра.

Он вынул его из кармана и протянул Жанне. Плоский мешочек из старой потертой кожи.

Она развязала тесемки, достала несколько разрозненных листков, испещренных записями на языке, в котором угадала немецкий, и отдала их Феррандо. Тот вручил Сибуле семь ливров, пылко поблагодарив его за труды и за добытые сведения.

Сибуле сполна отработал свой день. Тепло распрощавшись с Жанной и мужчинами, он ушел.

Феррандо стал изучать листочки. Их оказалось семь: с обеих сторон они были исписаны торопливым почерком, фразы часто обрывались, вместо слов появлялись сокращения – понять ничего было невозможно. Когда Жанна и Жозеф ушли спать, Феррандо все еще сидел над этими листками. И похоже, собирался провести так всю ночь.

Когда на следующее утро они спустились к завтраку, Феррандо уже был на ногах и, несомненно, поджидал их. Он заявил, что почти не спал. Ему поверили сразу: глаза у него были красные. Слуга заменил свечи, обгоревшие почти до розетки подсвечника. Они сели за стол вместе с кормилицей и Деодатом. Обменявшись обычными приветствиями, Феррандо для начала выпил свое горячее молоко и, только надкусив яблочную пышку, задал вопрос в лоб:

– В Париже есть меняльная контора?

Как можно было сомневаться? Ему тут же сообщили, что в Париже их несколько.

– А особо большая контора? – спросил он.

– Нет… Ну, разве что мост Менял, – ответила удивленная Жанна.

Он ударил по столу ладонью с такой силой, что кормилица подпрыгнула, а Деодат перепугался.

– Мост Менял! – воскликнул он, наверное, громче, чем Архимед когда-то выкрикнул свое знаменитое "Эврика!".

– Во имя любви к Небу, Феррандо, объясните нам, что привело вас в такое волнение? – спросил Жозеф.