Россия и Китай. Конфликты и сотрудничество - Александр Широкорад Страница 58

В тот же день, 26 января, вице-адмирал С.О. Макаров писал управляющему Морским министерством Ф.К. Авелану: «Из разговоров с людьми, вернувшимися недавно с Дальнего Востока, я понял, что флот предполагают держать не во внутреннем бассейне Порт-Артура, а на наружном рейде. Пребывание судов на открытом рейде даст неприятелю возможность производить ночные атаки. Никакая бдительность не может воспрепятствовать энергичному неприятелю в ночное время обрушиться на флот с большим числом миноносцев и даже паровых катеров. Результат такой атаки будет для нас очень тяжел, ибо сетевое заграждение не прикрывает всего борта и, кроме того, у многих наших судов совсем нет сетей… Если бы японский флот тоже не имел закрытых рейдов и обречен был на пребывание в полном составе у открытого берега, то наша тактика должна была бы заключаться именно в том, чтобы в первые даже ночи после разрыва сделать самое энергичное ночное нападение на флот. Японцы не пропустят такого бесподобного случая нанести нам вред… Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы принуждены будем это сделать после первой ночной атаки, заплатив дорого за ошибку».

Фактически началом боевых действий можно считать захват японским кораблем парохода Добровольного флота «Екатеринослав» в 9 часов утра 24 января 1904 г. в Корейском проливе в трех милях от корейского берега, то есть в территориальных водах Кореи.

В тот же день, 24 января, в Фузане (Пусане) началась высадка японских войск — авангарда японской армии. Японские миноносцы захватили стоявший в Фузане русский пароход «Мукден», принадлежавший КВЖД. Еще один пароход КВЖД, «Маньчжурия», был захвачен 24 января в порту Нагасаки. 25 января в Корейском проливе японцы захватили русские суда: в 7 часов утра — «Россию», а в 7 ч 30 м. вечера — «Аргунь». 26 января были захвачены русские почтовые учреждения в Фузане.

В ночь на 27 января японские миноносцы атаковали стоявшие у входа в Порт-Артур русские корабли. Вопреки предостережениям вице-адмирала Макарова и других адмиралов и офицеров, противоторпедные сети так и не были опущены. Для атаки русских кораблей адмирал Того выделил 5 отрядов миноносцев, 3 из которых (10 миноносцев) были отправлены к Порт-Артуру, а 2 отряда (8 миноносцев) — к порту Дальний.

В ходе ночной атаки японские миноносцы выпустили всего 16 торпед, из которых в цель попали 3. Миноносцы вели стрельбу одиночными торпедами с дистанции 1–2 кабельтов, то есть почти в упор. Были повреждены броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич» и крейсер «Паллада». От полного разгрома русскую эскадру спасла нервозность японцев, которые «мазали» в упор и, кроме того, выпустили несколько торпед с невынутой чекой, то есть в небоеспособном состоянии.

Успеху японской торпедной атаки способствовало еще и то, что о разрыве дипломатических отношений в Порт-Артуре знали только сам наместник Алексеев и небольшой круг близко стоявших к нему людей. Ни комендант крепости, ни начальник 7-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады, ни начальник артиллерии, ни начальник штаба крепости, ни крепостной интендант не были своевременно осведомлены об этой разрыве. В результате в самый разгар атаки, в 23 ч 45 м., генерал A.M. Стессель [62]прислал в штаб крепости записку с вопросом: «Что это за стрельба?» В свою очередь запрошенный штабом крепости морской штаб сейчас же сообщил, что производится практическая стрельба — отражение минной атаки. Когда же в 1 ч 20 м. ночи по приказанию наместника был подан сигнал «тревога» и войска начали выстраиваться, то никто из войсковых начальников не знал, боевая ли это тревога или учебная, и потому не мог распорядиться, какие патроны выдавать — боевые или холостые. Недоразумение рассеялось лишь после того, как из квартиры наместника сообщили, что тревога боевая.

Через несколько недель после начала войны в американской, европейской, а затем и в русской печати начала распространяться версия о грандиозном бале, затеянном в ночь на 27 января по случаю именин Марии — жены адмирала О.А. Старка. Говорили, что бал открыл сам наместник Алексеев вместе с именинницей-адмиральшей.

Наши «историки-патриоты» с пеной у рта оспаривают эту версию и утверждают, что никаких именин не было, все морские офицеры находились на кораблях и т. д. Официальных документов о проведении бала нет, да и не могло быть. Настораживает то, что ни в ходе, ни после войны ни Старк, ни Алексеев ни разу публично не опровергли факта проведения бала.

Между тем в русской армии и флоте был доведен до маразма культ «начальствующих дам», то есть жен и дочерей генералов, адмиралов, великих князей и самого царя. Офицеры были обязаны тратить много своего времени, а еще больше денег на участие во всевозможных банкетах, именинах, просто в подношении цветов и др. Пропуск именин жены высокопоставленного адмирала в мирное время попросту исключался. Между прочим, на следующий день, то есть 27 января, в Порт-Артуре намечался грандиозный молебен.

Рано утром 27 января Алексеев отправил Николаю II донесение: «Всеподданнейше доношу, что около полуночи с 26-го на 27-е января японские миноносцы произвели внезапную минную атаку на эскадру, стоявшую на внешнем рейде крепости Порт-Артур, причем броненосцы „Ретвизан“, „Цесаревич“ и крейсер „Паллада“ получили пробоины; степень их серьезности выясняется».

Царь получил телеграмму поздно вечером 26 января. [63]В дневнике он записал: «Весь день находился в приподнятом настроении! В 8 час. поехали в театр. Шла „Русалка“, очень хорошо. Вернувшись домой, получил от Алексеева телеграмму с известием, что этой ночью японские миноносцы произвели атаку на стоявших на внешнем рейде „Цесаревич“, „Ретвизан“ и „Палладу“ и причинили им пробоины. Это без объявления войны. Господь, да будет нам в помощь!»

Через день предводитель бессарабского дворянства Крупенский задал царю вопрос, что теперь будет после успеха японцев. Николай небрежно бросил: «Ну, знаете, я вообще смотрю на все это как на укус блохи».

К 1938 г. число книг на русском языке, посвященных русско-японской войне, перевалило за тысячу. Сейчас в связи со 100-летием войны возник новый книжный бум, и автор, увы, тоже не остался от него в стороне. [64]Поэтому всех интересующихся детальным описанием войны я отправляю к этим изданиям. Здесь же уместно рассказать о позорнейшем поведении командира крейсера «Варяг», которого царские и советские борзописцы поставили в один ряд с Ушаковым и Нахимовым.

В декабре 1903 г. в Корее началось восстание тон-хаков. В районе Сеула возникли волнения среди крестьян. В связи с этим находившиеся в Сеуле посольства ряда государств потребовали от своих правительств посылки военных судов в Чемульпо — в порт, находившийся в 24 км от столицы Кореи. 16 декабря 1903 г. из Порт-Артура в Чемульпо вышел крейсер «Варяг». По прибытии в Чемульпо выяснилось, что наш крейсер существенно мощнее, чем любой из иностранных стационеров, находившихся в этом порту.