Мария Антуанетта. Королева бриллиантов - Элен Баррингтон Страница 57

Все громогласно требовали закончить судебный процесс как можно скорее, даже если для этого пришлось бы выпустить всех обвиняемых на свободу. Вполне понятно, такой исход был неприемлем для королевы с самого начала.

Король слишком поздно осознал всю серьёзность грозившей опасности. Теперь ему не хватало решимости покончить с этим нелицеприятным делом. А суд тем временем превратился в увлекательную забаву для парижан. Толпы людей ежедневно осаждали здание театра, чтобы прорваться на заседания, понаблюдать, послушать, как издеваются над королевой в суде, как топчут её имя. Для того чтобы покончить с этой вакханалией, нужны были куда более мудрые и мужественные люди, чем безвольный король со своими жалкими министрами. Но сейчас только они могли положить конец непотребному развлечению, выступить в защиту истинного непредвзятого правосудия. Но они не спешили этого делать.

Королева сама распяла себя на кресте, и теперь ей предстояло вынести всё до конца. Жанна де Ламотт выступила с чудовищными обвинения в её адрес, и неоднократно опровергаемая ложь в конечном итоге восторжествовала.

«Мадам этикет», всегда бывшая яростной сторонницей монархии, вдруг превратилась в одного из заклятых врагов. Она присоединилась к партии кардинала и теперь действовала как его агент по сбору голосов в пользу де Рогана.

Страна кипела, как котёл, была наводнена клеветой и ложью. В такой обстановке все были готовы верить самым нелепым обвинениям. Королю следовало бы отправить королеву на её родину — пусть подождёт там, покуда всё не уляжется. Но он был человеком чести, очень любил свою жену и не желал расставаться с ней. Дело её защиты стало и его собственным делом. Ведь те, кто нападал на Марию-Антуанетту, не щадили и короля, и он отбивался как мог от их злобных, свирепых атак.

Де Ферзен (который теперь нечасто бывал при дворе) наблюдал за разыгрывавшейся трагедией с двойственным чувством. Он подходил к королеве лишь для того, чтобы по этикету выразить ей почтение, такая церемония проходит обычно без слов.

Этот тревожный незабываемый 1786 год тянулся очень долго и уходил медленно. Триста дней длился суд, и все эти триста дней королеву безжалостно мучили и пытали на глазах у всего народа. Её окружение резко изменилось. Если прежде каждый старался протиснуться поближе к королеве и заслужить её улыбку, то теперь все избегали несчастную женщину. Она чувствовала на себе осуждающие, гневные взгляды, знала, что толпы с удовольствием выслушивают все измышления и обвинения Жанны де Ламотт.

Будь Мария-Антуанетта виновна, то не стала бы больше жить, в этом нет никакого сомнения, но невиновность заставляла её существовать и бороться за свою честь и порядочность. Как это ни странно, убывающие силы поддерживали «благородное» негодование и даже открытое презрение врагов, как в Бастилии, так и за её мрачными стенами. У них хватило совести превратить эту низкую женщину Ламотт в героиню, которая ежедневно выплёскивала в суде на неё новую порцию отвратительной лжи. Кого они прилюдно возвышают, на кого молятся? Порочную, покинутую сообщниками, воровку и мошенницу!

А взять главного героя — де Рогана! Чтобы подкупить суд, он швыряет деньги направо и налево, надеясь, что на такой мутной волне его терпящий бедствие корабль всё же придёт в безопасную, тихую бухту. А этот Калиостро с физиономией отпетого жулика, который постоянно с присущей ему наглостью отпускает «солёные» шутки, доставляющие столько удовольствия таким же, как он, проходимцам и лгунам?..

Однажды, когда уже близилась развязка, Тереза де Ламбаль возбуждённо мерила шагами взад и вперёд террасу в Версальском дворце. Она была настолько погружена в свои думы, что не услышала шагов графа де Ферзена. Он, казалось, был чем-то рассержен. Последние дни граф часто вспоминал эту милую, душевную женщину, обладающую обострённым чувством собственного достоинства, что заметно выделяло её среди прочих светских дам.

— Погуляйте немного со мной, — предложила она. — Мне хотелось бы переброситься с вами парой слов.

Молча граф присоединился к ней, пытаясь попасть в такт её шагов.

— Окончательный вердикт будет вынесен, по-видимому, завтра, — сказала Тереза, когда они подошли к дальней решётке террасы. — Вам известно гораздо больше, чем мне. Каков, по вашему мнению, будет приговор?

— Да, мне приходится слышать много самого противоречивого. Вся эта затея с начала до конца похожа на низкий, подлый карнавал. Этой негодяйке Ламотт каждый божий день давали возможность поливать грязью королеву, причём все её дерзкие обвинения, по сути дела, почти не касались бриллиантов. А это говорит о том, что за её спиной действуют могущественные силы, направленные против королевы. Вы заметили, какова была реакция в суде, когда Ламотт уличили во лжи? Вчера, когда её спросили, как зовут того человека, которому было передано бриллиантовое ожерелье, она указала на Лекло, камердинера королевы. Когда его доставили в суд, он не только сказал, но и доказал, что видел Ламотт лишь однажды в доме жены одного хирурга, и больше они никогда не встречались. К тому же ему не было ничего известно об ожерелье. Но почему-то эти разоблачения не были подхвачены парижской толпой. Истина не нравится врагам королевы.

Они повернули назад.

— Ну, а Бёмер? — наконец спросила принцесса.

— А что ему сделается? Друзья кардинала хорошо ему заплатили. Стоимость ожерелья — лишь часть той суммы, которую они потратили на всё это дело. Само собой, все его показания будут такими, какие потребуются этой партии. Могу честно сказать, что мне настолько опротивели все эти аристократы, что я уехал бы из вашей страны хоть завтра. Но меня сдерживает одна причина.

— Я её знаю, — тихо сказала княгиня. — Вы в глубине души чувствуете, что придёт такой день, когда королеве понадобится храбрый защитник, а Швеция от нас так далеко! Я разделяю ваши чувства. И даже если этот вердикт лично её не осудит, даже тогда...

— Даже тогда! — с серьёзным видом повторил граф. — Мне кажется, что каким бы ни был вердикт, королеве никогда больше не ходить с гордо поднятой головой. Ах, как можно было допустить такое безумство!

— Ей уже ничто не поможет? Как вы считаете?

— Ничто, — повторил граф, — такова жизнь. Во Франции неумолимо приближается день черни, день народного гнева. Ах, Боже праведный, какие жестокие, какие безумные времена ждут нас всех впереди! Что касается вердикта, то, как мне кажется, его исход предрешён.

Принцесса Ламбаль задрожала всем телом. Она остановилась, прислонившись плечом к большой каменной вазе с цветами, чтобы не упасть.

— Ну, говорите.

— Кардинала и Калиостро оправдают. Ламотт, которую никто не будет защищать из-за полного отсутствия интереса к этой личности, будет осуждена. Они пойдут на это, чтобы спасти своё лицо из-за оправдания кардинала.

— Дальше, — тихо сказала она.

— Очень скоро придёт день, когда от всех нас потребуется мужество в сочетании с мудростью. Лично я связываю свою судьбу с судьбой Франции и не покину её, покуда тёмные тучи над ней не рассеются. Надвигающийся ураган будет страшной силы. А вас, принцесса, я прошу позаботиться о своей безопасности. Такой день скоро наступит. Многие уже чистят пёрышки, чтобы лететь к дальним берегам, где по-прежнему сияет солнце. Почему вы медлите?