Хатшепсут. Дочь Солнца - Элоиза Джарвис Мак-Гроу Страница 57

Ненни понял, что Верховный жрец обращается к нему, и перевёл внимание на исполнение формальностей расставания. Покончив с ними, он вышел из храма во внутренний двор, где ожидали носилки, и отметил красоту освещённых утренним светом каменных плит и чистые тёмно-синие тени, всё ещё прятавшиеся в углах под стенами. Через час двор заполнится пылью, жарой, обжигающим светом жёлтого солнца и скрипучими голосами разносчиков, торгующих лотосами, домашней птицей для жертвоприношений, маслом и освящённым хлебом. Но пока что здесь не было никого, кроме молчаливой стайки носильщиков и храмовых служителей, двигавшихся кольцом в трёх шагах от фараона — на расстоянии круга почёта. В круге был разрыв с западной стороны, куда падала длинная утренняя тень Ненни. Служители, шедшие с запада, с тревогой глядели под ноги и тщательно старались держаться от неё подальше.

Поскольку внезапно возникшее осознание круга и тени усиливало уже давно возникшее у Ненни раздражение от затянувшегося неприятного общения с людьми, он держался сурово, напряжённо и шёл своей обычной усталой походкой.

«Нет, я не стану думать об этом, — приказал он себе. — Почему я не могу просто принимать это как данность, почему я должен постоянно чувствовать двусмысленную символичность этого явления?»

Это не имеет никакого значения, решил он и выкинул мысли о круге из головы.

Он быстро уселся в носилки, надеясь сохранить в уме простую видимую красоту утра, и пытался не думать ни о чём вообще, пока его проносили сквозь гигантский пилон в освежённые рассветом улицы Фив. Первые солнечные лучи озарили западные утёсы на противоположном берегу реки; воздух был ясен и чист, пальмы тихонько шелестели. Улицы были почти так же пусты, как и двор храма, но порой на глаза Ненни попадались крестьяне, спешившие к рынкам с полными корзинами на головах. Тут и там распахивались Двери, из каких-то закоулков появлялись женщины; было видно, как город оживает после ночного сна.

«В каких тёмных безднах странствовали их Ка этой ночью? — размышлял Ненни, позабыв, что твёрдо решил ни о чём не думать. — Каким образом им удаётся так легко и в то же время строго и непреклонно призывать их обратно в момент пробуждения, и почему моё Ка постоянно задерживается в каких-то других местах? Почему я не только ничего не знаю о том, где оно странствует или пребывает, но даже не помню своих снов?»

Он нахмурил брови, пытаясь извлечь хоть что-нибудь из той тьмы, в которой Пребывал, когда ощутил возвращение своей души. Безуспешно. Лишь ощущение чего-то вращающегося, видение колеса со сверкающими спицами, затем лёгкое головокружение и чувство возвращения к нормальному состоянию. После этого к нему постепенно пришло чувство времени и пространства, а затем и телесные ощущения. Могло ли это нечто, напоминающее колесо, быть Ка, если люди в течение тысячи лет изображали его в виде человека, своего неясного подобия? Или человека в нём усмотрели из-за бешеного мелькания подобия спиц и очертания обода, а всё это на самом деле было одной лишь скоростью движения? Что в таком случае было его сущностью, что же сверкало?

Нет, всё это мерцание — ерунда, игра его собственного воображения. Таким он видел таинственный процесс возвращения сознания, который происходил у него медленнее, чем у других людей, и поэтому он мог ощущать его. Другие, должно быть, воспринимали это совершенно по-другому; возможно, не воспринимали вообще. У них с возвращением Ка просто-напросто открывались глаза... Да, но при этом они пребывали во сне или обмороке; а его глаза могли оставаться открытыми, он мог двигаться, говорить и вести себя, судя по всему, вполне естественным образом. (Наверное, так оно и было. Разве он не стоял спокойно в Святая Святых, правильно держа то, что нужно было держать, и глядя в нужную сторону? Жрецы ничего не заметили.) Очевидно, он мог совершать все действия бодрствующего человека вообще в отсутствие Ка. Интересно, при опьянении бывает именно так? Да, похоже, но не совсем.

А при безумии?

«Ерунда, — быстро сказал он себе. — Это всё лихорадка, это из-за неё я не похож на других людей... Только лихорадка, слишком много размышлений и то, что я — фараон...»

Мысль о круге потревожила кровоточащую рану в его душе. Он вздрогнул и с тревогой попытался вновь почувствовать красоту утра, снова принялся разглядывать качающуюся под ветром пальму, каменного овна близ дороги, кровлю, окрашенную восходящим солнцем в розовый цвет. Но его глаза не видели всего этого — мысли отгородили фараона от окружающего, и хотя он мог отметить про себя, даже несмотря на всё сильнее охватывавшую тревогу, то, что видит крышу и что она розовая от солнца, он всё время думал не о крыше, а о своих глазах и гадал, что же могло закрывать от них действительность.

Было ли это его Ка? Ка, как считают, можно увидеть человеческими глазами — это маленькая и прямая человеческая фигурка в зрачке. Вспомнить, например, маленькие амулеты Глаз Гора, которые выглядели именно так — распахнутое черно-белое эмалевое око с широким веком, красиво изгибающимся до соприкосновения с бровью, а внутри зрачка твёрдо и спокойно стоит крошечная непостижимая фигурка. Непостижимая, подобно лику Амона. «Должны ли все явления быть непостижимыми?» — с неожиданным отчаянием подумал Ненни.

«Спокойно, спокойно, — твердил он про себя. — Ну-ка посмотрим на тот флагшток, сверкающий на солнце... Что же там сверкало? Было ли это собственно Ка в его сущности? Нет, ведь Ка не имеет никакой сущности, не так, как дерево, металл или камень. Тем не менее оно реально существует, возможно, столь же реально, как любая из окружающих вещей; раз оно может явно присутствовать и точно так же явно отсутствовать — что, несомненно, правда, — оно смотрит на людей, выглядывая из человеческих глаз. Нет, возможно, в форме маленького человеческого образа, если вглядеться с очень близкого расстояния...»

Носилки наклонились, и мимо быстро промелькнули тюки кож и глиняные стены склада, резко вернув его к действительности. Всё вокруг пахло Нилом. Волны плескались о царскую барку с особым утренним резким звуком. Ненни выкарабкался из носилок, ощущая слабость и онемение в ногах, и медленно прошёл к тенистому навесу, что возвышался посреди судна. Носильщики и корабельщики по обеим сторонам сгибались в поклонах в трёх шагах от него, а капитан ожидал стоя, прижав правую руку к левому плечу. Ненни в раздумье остановился перед ним. Голова капитана была опущена — весьма досадно, ведь всегда бывает так трудно что-нибудь выяснить.

Так же нагнув голову, Ненни в упор пристально взглянул в глаза капитану; но хотя он напряг зрение так, чтобы видеть только зрачок, только чёрное пространство внутри круга зрачка, он не смог разглядеть в нём стоящего маленького человечка. Всё равно людские Ка выглядывают из их глаз — весёлых, мрачных, уверенных, боязливых, пристыженных... и порой непроницаемых. Однако чтобы их разглядеть, нужно рассмотреть не только зрачок, но и весь глаз, возможно, и всё лицо, потому что рот тоже очень много выражает, даже без всяких слов. Он должен лишь отвердеть в очертаниях, или слегка искривиться, или дёрнуться и задрожать, как вот этот...

Увидев всё лицо капитана, Ненни испытал шок. Этот человек был испуган, изумлён до отчаяния. О боги Египта, это неудивительно, подумал Ненни. Вот он стоит здесь, ни в чём не виновный, насколько это возможно для человека, и вдруг перед ним останавливается фараон, наклоняется и зачем-то разглядывает его лицо.