Любовница вулкана - Сьюзен Сонтаг Страница 57

В горле?

В горле! И на всем корабле! Как только я пойму, что корабль тонет, — он потряс пистолетами, — я застрелюсь.

Держась за содрогающуюся дверную раму, она смотрела в упор на мужа до тех пор, пока тот не отвел глаза и не перестал размахивать пистолетами.

Буль-буль, — пробурчал он.

Ее окатила волна жалости, сострадание к его страху и отчаянию. Губы у него будто распухли. Но она не бросилась успокаивать его, как успокаивала многих других пассажиров корабля. Впервые она не принадлежала ему. Иначе говоря, она впервые пожалела, что он таков, каков есть, — несчастный пожилой человек, ослабленный рвотой, оскорбленный дурным запахом, неприятной близостью скопища людей, отсутствием декорума.

Корабль не потонет, — сказала она. — Ведь у руля наш прославленный друг.

Посиди со мной, — попросил Кавалер.

Я вернусь через час. Королева…

У тебя все платье запачкано.

Самое большее через час я вернусь. Обещаю!

Она выполнила обещание, и тем же вечером — это был сочельник — ветер стих. Жена уговорила Кавалера выйти на палубу и полюбоваться чудесным видом: вулканами Липарских островов, Стромболи и Вулькано, выбрасывающими в небо огненные фонтаны. Супруги стояли рядом. Ветер награждал их мокрыми, солеными пощечинами, вулканическое пламя озаряло усеянный звездами небосвод.

Видите, видите, — пробормотала она и обняла мужа одной рукой. Потом отвела его обратно в каюту, где до сих пор ощущалось присутствие Толо и Эфросиньи.

Она уложила Кавалера спать, а сама решила не ложиться, ее помощь может еще кому-то понадобиться. На заре она вернулась в каюту, разбудила мужа и вывела его на заваленную обломками палубу. Море совершенно успокоилось, красный шар восходящего солнца подсвечивал розовым раздутые паруса, а призраки тех, кто приходил утешать Кавалера, постепенно рассеивались. Жена показала записку, которую получила в четыре утра, когда в каюте королевы убаюкивала беспокойного, вырывающегося Карло Альберто. Записка была адресована ей. Герой просил Кавалера, ее светлость и миссис Кэдоган почтить своим присутствием рождественский ужин, который состоится сегодня в полдень в адмиральской каюте. Какое чудесное утро, сказала она.

В середине обеда, за которым измотанный до предела Герой не ел ничего, страдающий от тошноты Кавалер пытался съесть хоть что-то, а обе женщины (миссис Кэдоган спала всего час) ели с большим аппетитом, кто-то постучал, потом заколотил, потом забарабанил в дверь. Оказалось, одна из горничных королевы: задыхаясь от рыданий, она стала умолять жену Кавалера поскорее прийти в каюту своей госпожи. Миссис Кэдоган извинилась и ушла следом за дочерью. Королеву и доктора они застали склонившимися над постелью принца. Взгляните, закричала королева. Il meurt! [17]Глаза мальчика закатились, тело извивалось в судорогах, дрожащие пальчики сжимались в кулачки, большими пальцами внутрь. Жена Кавалера обхватила ребенка и поцеловала в холодный лобик.

Конвульсии — обычное проявление страха, — сказал доктор. — Когда юный принц придет в себя и поймет, что шторм прекратился…

Нет, — закричала жена Кавалера. — Нет!

Пока королева кляла судьбу, жена Кавалера укачивала коченеющее тельце, а миссис Кэдоган, просунув между зубов мальчика полотенце, утирала пену с его рта. Раздались крики матросов: показался Палермо. Палермо! Промежутки между судорогами стали короче, жена Кавалера крепче прижала ребенка к груди, она баюкала его, дышала вместе с ним, будто это могло помочь ему дышать, напевала английские псалмы из своего детства. Он умер вечером у нее на руках.

Вскоре после полуночи «Вангард» бросил якорь, а час спустя обезумевшая, рыдающая королева с двумя дочерьми и несколькими слугами погрузились в небольшую шлюпку. Король отказывался покидать корабль, пока сицилийские подданные не организуют для него на этой великолепной марине торжественную встречу с надлежащими почестями; он еще никогда не бывал во второй столице своего государства.

Жена Кавалера хотела бы сопровождать королеву, но ее беспокоило, что Герою, скорее всего, утром потребуются услуги переводчицы.

Силы ее были исчерпаны. Теперь можно поспать.

На следующий день, ближе к полудню, под громогласные крики охваченной жадным любопытством толпы, под оглушительные пушечные залпы король сошел на берег. Адмирал, стоя рядом с двумя своими друзьями, угрюмо наблюдал со шканцев. Он был в плохом настроении. Конечно, люди, вверившие себя его попечению (не считая несчастного принца), живы и здоровы, но победным этот переход не назовешь. Прочие боевые, а также двадцать торговых кораблей, вышедших из Неаполя, — на которых в нечеловеческих условиях, зато без происшествий плыло около двух тысяч беженцев, любимых слуг и гончих короля, горничных королевы, — были уже на месте. Отчего-то шторм подстерег только его корабль, флагманский. Теперь три топселя порваны, грот-мачта и такелаж повреждены. И сам он тоже чувствовал себя избитым. Наверно, просто очень устал. Жена Кавалера, напротив, была бодра, очень довольна своим поведением в чрезвычайных обстоятельствах — умница, она заботилась только о других и получала истинное удовольствие от спектакля, который разворачивался у нее на глазах. Как это мило: народ приветствует своего короля! Пережитое было для нее лишь захватывающим приключением. Ею овладело какое-то легкомыслие, и было жалко, что нельзя остаться на корабле еще немного. Кавалер стоял между ними — потустороннее трио, частью которого он был во время шторма; сменилось реальным: он, его жена и их друг. Немного кружилась голова, он испытывал облегчение оттого, что его больше не тошнит, и с нетерпением ждал момента, когда сможет вновь ступить на твердую землю. Они поздравляли друг друга со счастливым избавлением.