Петр Первый. Проклятый император - Андрей Буровский Страница 56

Под конец же своих дней король Великобритании Георг III окончательно выжил из ума. В 1811 году в связи с умопомешательством короля было назначено регентство принца Уэльского — с 1820–го короля Георга IV, но и в 1809—1820 годах сумасшедший король сидел себе и сидел на троне.

Где–то плавал по морям, вёез ростки хлебного дерева капитан Блай, а капитан Кук открывал остров за островом, находя для британцев десятки мест, где можно основать колонии. На острове Питкэрн доживали последние бунтовщики, сверстники короля, а как раз в 1809 году было открыто место, куда они сумели спрятаться. Но сам–то король, глава Британской империи, над которой никогда не заходит солнце, он–то не имел к этому ни малейшего отношения. Порой он и сам даже не очень понимал, что вообще происходит вокруг и кто он такой.

С именем короля шли в бой британские солдаты, штурмуя позиции тезки короля, Георга Вашингтона, и странно звучал их клич «Да здравствует Георг!» над первобытными, почти не населенными лесами Америки. «Именем христианнейшего короля Георга Третьего» провозглашались «новые» земли собственностью британской короны. «За короля и Отечество» шли в бой «красные мундиры» — британские солдаты, против маратхов, гуркхов и раджпутов. «Красные мундиры» в рукопашной смешивались с пестрой толпой экзотично одетых «туземцев», артиллерийским огнем останавливали воющую, беснующуюся толпу, волнами накатывавшуюся из глубин Индийского субконтинента. Именем короля сэр Роберт Клайв, командующий войсками Ост–Индской компании, объявил в 1773 году Бенгалию частью Британской империи.

«Именем короля, Георга Третьего, объявляю этот город частью Британской империи!»

— возгласил майор Пенкберн на полуразрушенной артиллерией, заваленной трупами индусов стене столицы Махараштры, Серингапатама, в 1799 году.

Именем короля адмирал Нельсон топил французские корабли при Трафальгаре и отдавал приказы герцог Веллингтон при Ватерлоо. Тем же именем того же короля полинезийцы–маори на Северном острове Новой Зеландии, признавшие власть империи, убивали и поедали тех, кто ещё не признал власти Георга III, а у Великих озер Америки ирокезы резали могикан. Короля Георга III представляли дипломаты одной из победивших стран на Венском конгрессе 1815 года, верша от его имени истинно великие дела, перекраивая карту Европы и решая, кому сидеть на французском престоле.

А сам король, именем которого правили половиной земного шара, чей флот владел Мировым океаном, сам король–полудурок в это время глупо хихикал, разглядывая муху на окне своей спальни, или спрашивал у одного из министров, где бы они могли встречаться. Он был не то чтобы глупым или неумным человеком, нет… Георг III был самым натуральным сумасшедшим. Не родись он от папы–короля, его заточили бы в новый сумасшедший дом, Бедлам. Там по всем правилам медицины XVIII века санитары поливали бы его темя ледяной водой, а врачи кормили бы его жуткими лекарствами, избивая за отказ глотать сушеных мокриц или живых морских червей, делали бы ему дымовые клизмы из можжевельника и читали бы над ним подобающие молитвы (снова избивая, если не слушает).

Родившись в семье короля, Георг III оказался избавлен от такой устрашающей судьбы, но, конечно же, ни умнее, ни вменяемее он от этого вовсе не стал. Парадокс в том, что шестьдесят лет его правления — это чуть ли не «звездный час» Британской империи, высшая точка взлета или, по крайней мере — крутая экспонента, прямо ведущая как раз к этой высшей, ослепительной «точке»! Экономика Британии находилась на крутом подъеме; именно в эти шестьдесят лет произошел «промышленный переворот» — в производстве начали применяться машины. Один человек теперь мог наткать за один день столько ткани, сколько раньше ткали несколько десятков. Ребенок лет восьми мог работать там, где раньше еле справлялся взрослый мужчина. Жутковатая деталь — на многих фабриках специально использовали станки, приспособленные к росту ребенка, или к большим станкам приставляли ящики — чтобы работники лет 8—10 могли бы дотянутся до рабочей части станка.

По мнению самих британцев, плату за промышленный переворот они заплатили совершенно ужасающую, но есть ведь и другая сторона — Британия обогнала остальные страны Европы, по крайней мере, лет на 30—40. Как раз в годы правления Георга III Англия стала «мастерской мира» — страной, которая могла предложить самые качественные промышленные товары и по самым низким ценам. Вся экономика Европы… да что там! Экономика всего мира оказалась замкнута на британскую.

Имел ли Георг III к этому хоть какое–то отношение? Нет, не имел никакого. Мог ли он ускорить развитие экономики в Англии? Нет, не мог. Может быть, он отдавал какие–то очень умные приказы, издавал законы, создавал условия для того, чтобы его подданные могли плавать по морям с трюмами, битком набитыми дешевыми товарами, и возвращаться с индусскими тканями, слоновой костью из Африки, жемчугом из Полинезии, лесом и льном из России, индонезийскими пряностями, металлом из Южной Америки, китовым жиром со всего Мирового океана? Нет, никаких умных законов он не издавал, никаких решений этого рода не принимал и, вообще, похоже, не слишком разбирался в экономике и в политике.

Может быть, Георг III водил армии и флоты Британской империи? Да спаси Боже Британию, если бы Георг III смог бы хоть что–то и куда–то «водить»! Конечно же, он не был ни военачальником, ни сильным политическим деятелем. Страна процветала в годы его правления именно потому, что Георг III, при самом пылком желании, не мог очень уж сильно помешать ей процветать.

У короля совсем не было прав и возможностей править?! Нет, не будем изображать Георга III бедняжкой–королем, у которого отобрано все, кроме королевского титула; эдаким королем Лиром XVIII столетия. Он не заслуживает жалости, потому что уж что–что, а права у короля были огромные. Не говоря ни о чем другом, ни одному человеку в Британии, кроме него, не сошли бы с рук ни «черные мессы», ни тем более ритуальные убийства людей в честь доброго приятеля–дьявола. И возможности править, оказывать влияние на ход событий у него были, причем совершенно колоссальные возможности.

Другое дело, что король не мог править без контроля и без участия других людей и других сил. Многие представляют себе английский парламент чем–то вроде нынешней российской «говорильни» — Думы. Это глубоко неверно, потому что парламент издавал законы продуманные, осмысленные, и вся Британия привыкла подчиняться этим законам. Ни один закон король не мог издать в обход парламента, и получается — чтобы изменить «правила игры» хотя бы в самой маленькой малости, король должен был убедить в своей правоте, во–первых, Палату лордов, где заседали от 600 до 800 титулованных аристократов, высшая знать страны. Эти люди хорошо помнили и свои собственные интересы, и интересы государства, а очень многие из них были образованны, опытны и умны.

Во–вторых, королю предстояло бы убедить в своей правоте членов Палаты общин, то есть от 800 до 1000 профессиональных политиков, которых уполномочили их избиратели и перед которыми эти политики несли вполне реальную ответственность.

То есть, желая изменить законы или ввести какой–то новый указ, король должен был не просто взять и приказать, или даже письменно приказать, как это делал Пётр I, когда писал очередной пустопорожний указ. Он должен был в чем–то УБЕЖДАТЬ своих подданных, искать согласия и точки соприкосновения.