Драма династии Стюартов - Людмила Ивонина Страница 56

К этому браку в Англии отнеслись неоднозначно. С одной стороны, он был выгоден в торговом и колониальном отношении, и не только в отношении расширения империи, но и с точки зрения соперничества с Голландией, противником Португалии. С другой стороны, английское общество смущало то обстоятельство, что католическая королева стала в Англии нормой. Проблему сняла сама королева, пообещав, что воспитает детей протестантами; обещание это, как выяснилось позже, не имело смысла — Екатерина оказалась бездетной. Но более всего вызвал опасения тот факт, что инициатива брака исходила не только от Португалии, но и от Франции, традиционного союзника Португалии в борьбе против Испании. ^[186]

Определенно одобряла брак сына королева-мать Генриетта-Мария, вернувшаяся в Англию и проведшая там 1662–1665 годы. Скромная католичка, чье благочестие сильно контрастировало с беспутной жизнью Карла II, имевшего многочисленных любовниц и прижившего от них с дюжину отпрысков, ей была по душе. Остальное на Альбионе ее только раздражало. Поначалу она отказалась принять брак Якова с дочерью лорд-канцлера Анной Хайд, считая такой мезальянс позором для Стюартов, однако под давлением старшего сына была вынуждена признать герцогиню Йоркскую. Образ жизни самого Карла ее просто пугал. Последние четыре года жизни вдовствующая королева провела во Франции, много времени уделяя некогда основанному ей монастырю в Шайо и заботе об отправленной во Францию для поправки здоровья внучке Анне, дочери Якова. Рано постаревшая, с ослабленным зрением и, как говорили, с психикой, сильно потрепанной после смерти мужа, Генриетта-Мария страдала от сердечной недостаточности. В последние дни жизни ее мучила бессонница, и один из французских докторов предписал ей в качестве снотворного настойку опия, приняв которую вечером наутро — 10 сентября 1669 года — королева не проснулась. Она была похоронена среди своих предков, в Сен-Дени.

Для укрепления королевской власти была жизненно необходима стабилизация экономики страны и расширение влияния за ее пределами, чему в первую очередь мешала торговая политика Нидерландов, поднявших голову после смерти Кромвеля. В начале своего правления Карл II имел неплохие возможности для хорошего старта во внешней политике. Во-первых, он наследовал государство, чей престиж на континенте был высок, во-вторых, не обязан был продолжать политику Кромвеля, если считал ее неприемлемой для себя, в-третьих, был свободен от обязательств перед иностранными государями, поскольку они не принимали участия в его восшествии на трон. В 1660–1662 годах Англия заключила договора о союзе и торговых связях с Данией, Бранденбургом, Гамбургом, Любеком, Швецией, Голландией и даже пашой Алжира. ^[187] Однако играть серьезную роль в европейской политике стоило денег — для содержания приличного дипломатического корпуса требовались немалые суммы.

Достижения республики и протектората обуславливались активной политикой торговой и колониальной экспансии. От реставрированной монархии ожидали тех же, если не лучших, результатов. Но Кромвель имел большую и дисциплинированную армию, в которой он пользовался неоспоримым авторитетом и неограниченной властью, а у Карла ее не было. К тому же в начале правления налоговые поступления оказались меньше запланированных, ибо механизм сбора еще не был отработан. В итоге король сразу залез в долги — расходы-то были немалые!

Неудивительно, что заключение брака происходило почти параллельно с событием, положившим начало определенной зависимости английской короны при Карле II от Франции. Посоветовавшись с Кларендоном (на которого потом и пала вся тяжесть содеянного), Карл, чтобы получить свободные средства, решил продать французам порт Дюнкерк, закрепленный за англичанами после заключения мирного договора с Испанией. Содержание этого города обходилось дорого, а Людовик XIV располагал огромными денежными средствами — Мазарини после своей смерти в марте 1661 года оставил ему 50 млн. ливров. Желая укрепить свои стратегические позиции на западных границах королевства, а также влияние на Англию, французский король несказанно обрадовался этому подарку. В октябре 1662 года был подписан англо-французский договор о продаже Франции Дюнкерка и Мардика с укреплениями за 5 млн. ливров. ^[188] В Англии, как и ожидалось, этот акт вызвал бурю негодования.

Эйфория первых месяцев пребывания на родной земле сменилась разочарованием. Неужели он, Карл Стюарт, не способен справиться со своими же собственными государственными структурами и церковью? Неужели он недостаточно старается для страны?

Король действительно старался. Вторая половина XVII века была эпохой раннего Просвещения, и Англия находилась в его фарватере. Карл II имел широкие взгляды, был свободен от религиозных предрассудков, интересовался естествознанием, механикой и мореплаванием. Европейски образованный человек, он поощрял науки. Король сам мог поддержать беседу об астрономии, архитектуре, садоводстве, антиквариате и пчеловодстве, а при дворе между удовольствиями стало модным вести околонаучные беседы. Интерес к науке проявился у Карла в первую очередь в коллекционировании старинных часов и маятников — король испытывал особое влечение к предметам, отмечающим течение времени. В Англии при нем был расцвет часового производства.

Первая Академия наук в Европе — Английское Королевское общество — появилась в 1662 году по специальной королевской хартии и при поддержке большой группы ученых, в которую входили Роберт Гук, Роберт Бойль и, конечно, сэр Исаак Ньютон. Карл оказывал покровительство Королевскому обществу, регулярно публиковавшему результаты своих исследований и развивавшему новую экспериментальную науку. И не только — он поощрял фундаментальные сдвиги во всем мировидении верхушки английского общества. Примечательна в этой связи позиция деятелей англиканской церкви. Епископ Бернет писал: «Истина заключается в том, что вместе с Реставрацией восторжествовал дух знания, и миряне, точно также, как и священство, бескорыстно соревнуются в различных его областях. В особом почете математика и новейшая философия». ^[189]

Истина, однако, заключалась еще и в том, что вместе с реставрацией монархии необходимым ее элементом стала придворная жизнь. Она — вторая ипостась правления Карла II — подчеркивала его индивидуальные человеческие черты, которые, будь его политика во всем успешной, не обратили бы на себя столь пристального внимания.

В литературе есть мнение, что в характере Карла имелись слабости, которые осложняли его правление. Это не совсем так. В повседневной придворной жизни он просто позволял себе «отдыхать», тогда как его идеал Людовик XIV, будучи королем-профессионалом и олицетворяя высшую государственную власть, при своем дворе постоянно «работал». «Отдых» короля был разнообразен. Во время Реставрации при дворе и в аристократических кругах Англии стало популярным так называемое «остроумие», трансформировавшееся из философского течения «либертинаж». Изначально это течение воплощало мечту человека о свободе как желанной и недостижимой силе, способной преодолеть чувство потерянности и разочарования в окружающем мире. В условиях кризиса XVII столетия это было актуально. Либертинаж во многом основывался на учении античных мыслителей Лукреция и Эпикура и прижился при английском дворе благодаря Томасу Гоббсу, учение которого по-своему преобразовалось в голове английского короля и английских вольнодумцев. Гоббс рассматривал человека как существо, бунтующее против внешних условий, конечная цель которого иллюзорна, а повседневные желания — зыбки и ненадежны. Этот человек живет в условиях постоянного экономического, сексуального, военного и интеллектуального соперничества и поэтому является пленником заведомо неудовлетворенных желаний. По мнению современников, английские «остроумцы» — это те, кто «стремится выделиться и отличиться, кому претит практическая деятельность, они всегда одержимы тщеславием, нетерпимы к порицанию и жадны до славы». Распространенным типом джентльмена-либертина при дворе являлся кутила, проводящий беззаботную жизнь в пирушках, забавах и развлечениях. Он вел себя манерно, а выражался вычурно, с обилием иностранных фраз, изысканных метафор и сравнений. Порой в речь такого придворного могли грубо врываться циничные выражения, соответствовавшие его поведению в тот или иной момент. Атмосфера двора короля Карла хорошо отражена в поэзии Джона Драйдена и Эдварда Уорда. Драйден писал: