Последний кайзер. Вильгельм Неистовый - Джайлз Макдоно Страница 56

Одним из первых испытаний для Вильгельма как политика стала стачка горняков в Вестфалии, оказавшаяся полной неожиданностью для властей. Начавшись в Гельзенкирхене, она быстро распространилась по всему Рурскому бассейну. Встали заводы Круппа, бастовали рабочие в Верхней Силезии, Аахене, Саксонии. Бисмарк с сыном выступили за жесткие меры против забастовщиков, но Вильгельм был против — вспомнив проповеди Хинцпетера, он ронял фразы о социальной справедливости и говорил, что лучше всяких Бисмарков понимает чувства рабочего люда. На заседании кабинета 12 мая разногласия проявились в открытую. Позднее кайзер говорил, что его позиция объяснялась не погоней за дешевой популярностью — просто он считал, что отвечающим духу времени социальным законодательством можно отвлечь рабочих от идей социализма и, прежде чем использовать дубинку, надо попробовать морковку. Как бы то ни было, проявление отеческой заботы о простых людях значительно увеличило популярность нового кайзера. Позднее его критиковали за то, что он отозвался о социалистах как о «безродных бродягах». Вильгельм отвечал, что так он реагировал на конкретные действия некоторых представителей социал-демократии — они имели наглость заявлять о солидарности со своими «братьями» по ту сторону германо-французской границы!

Вернемся к событиям в охваченном стачкой регионе. От военного коменданта, гусарского полковника Михаэлиса, Вильгельм получил депешу, которая подтверждала его оценку ситуации. Там говорилось: «Все спокойно, за исключением поведения властей». Вильгельм решил, что он будет «руа де гез» — «королем бедняков». Как он выразился в разговоре с Ниманом, «к общественным явлениям надо подходить, руководствуясь велением совести, — таково мое убеждение, подсказанное моей приверженностью христианской вере». Именно исходя из этих соображений он отверг рекомендации своего канцлера. Более того, он пригласил к себе в Берлинский замок представителей обеих конфликтующих сторон — поступок для тех лет поистине революционный. Рабочие-делегаты информировали кайзера о том, что хотят всего лишь возвращения к 8-часовому дню, который уже давно стал нормой для шахтеров.

16 мая во время встречи с предпринимателями кайзер заявил им, что видит свою задачу в том, чтобы выслушать и понять обе стороны: они должны решить свой спор до того, когда от него начнут страдать все немцы. И затем прозвучала неожиданная угроза: «Если фирмы не повысят зарплату, причем немедленно, я прикажу вообще убрать оттуда войска». Бисмарк отреагировал резкой ремаркой: «Собственники — это ведь тоже Ваши подданные!» Он имел в виду, что владельцев рудников надо поддержать, а забастовщиков — приструнить, с помощью оружия, если потребуется. Вильгельм возразил: он не желает начинать свое правление, «вымазавшись в крови своих соотечественников».

Бисмарк предпочел философски принять свое поражение: «Я не сержусь на моего молодого господина, он пылок и чувствителен; он хочет, чтобы всем было хорошо, — в его возрасте это естественно». Тем, кто позднее осуждал Вильгельма за его отношение к социалистам, было наверняка трудно понять и должным образом оценить «вспышку» либерализма у молодого кайзера. Между тем он фактически освободил социал-демократическую партию от того тесного корсета, в который втиснул ее Бисмарк своими законами против социалистов. Кайзеру было суждено сожалеть о содеянном: в 1891 году рабочие приняли Эрфуртскую программу ^[9], где говорилось о завоевании власти парламентскими, а не революционными средствами. Вильгельм выпустил джинна из бутылки. В 1894–1895 годах он попытался ограничить деятельность радикальных элементов, но рейхстаг отказался ратифицировать «закон против революционных устремлений», посчитав, что речь идет об ущемлении свободы печати. В 1897 году Вильгельм попытался ограничить свободу объединений — и вновь рейхстаг наложил свое вето. Та же судьба постигла законопроект, позволявший властям прекращать стачки.

В мае Вильгельм отправился в Прекельвитц на охоту. Там он сказал Эйленбургу: «Мне страшно трудно с князем (Бисмарком)». Впоследствии он оправдывал свою позицию в конфликте с канцлером доводами, которые бы сделали честь любому демократу: «Меня наполняло сознание моего долга и ответственности перед народом, в том числе и перед рабочим классом». Эйленбург уже плел свою интригу: у него с Гольштейном созрел замысел обкорнать полномочия канцлера, оставив его чисто декоративной фигурой. Возможно, именно по совету Эйленбурга кайзер предпринял еще один маневр, направленный против Бисмарка, поручив саксонскому королю внести в бундесрат блок своих социальных законопроектов. Вильгельма беспокоило постоянное присутствие в берлинской резиденции Бисмарка банкира Герсона фон Блейхредера. Кайзер подозревал банкира в том, что он ссужает деньги русским на войну против Германии.

Вильгельм обвинял Бисмарка и в пренебрежительном отношении к непрусским территориям рейха: он-де «слишком консервативен, слишком пруссак». Словом, по мнению кайзера, его разрыв с канцлером произошел на почве разногласий по принципиальным вопросам. «В результате я заслужил враждебное отношение Бисмарка, а также на многие годы — значительной части нации, особенно преданного ему чиновничества», — отмечал он. Последнее обстоятельство, вероятно, объясняет, почему кайзер вплоть до смерти «железного канцлера» в 1898 году предпринимал многочисленные, хотя и непоследовательные, попытки примирения с ним. Вильгельм желал выглядеть объединителем нации, конфликт с Бисмарком мешал этому.

О том, как развивался конфликт между кайзером и его канцлером, можно прочесть у Вальдерзее (эти строки были написаны через два года после описываемых событий):