Евангелие от Фомы - Иван Наживин Страница 56

— Так когда же оно придет, это твое царствие Божие? — подозрительно спрашивал фарисей с обвисшими румяными щеками и злыми глазенками под огромным тюрбаном на маленькой головенке.

— Царствие Божие не здесь и не там, царствие Божие внутри вас… — сияя на него глазами, отвечал Иешуа. — Познайте только истину, и истина сделает вас свободными и даже смерти вы не узнаете вовек…

Фарисей посмотрел на своего спутника, тоже фарисея, так, как бы говоря: ну, что же еще ждать от него после этого?

— Ясно одно: в тебе бес… — сказал он Иешуа. — И праотец Авраам умер, умерли и пророки, а ты толкуешь, что соблюдающий слово твое не умрет вовек… Неужели же ты больше Авраама и пророков?

Иешуа, склонив голову, долго думал. И вдруг сказал:

— Истинно говорю вам: прежде чем был Авраам, я был…

Старый фарисей в бешенстве щелкнул себя по иссохшим ляжкам и поднял руки к небу, как бы призывая грозы божественные на голову богохульника.

— Подожди, постой… — нетерпеливо остановил старика другой, полный, с круглым носом и смешно выпученными глазами. — Дай ему досказать свое! Ну? — обратился он к Иешуа.

Иешуа сосредоточился в самой глубине души своей, где, уже освобожденная для него почти от всех покровов, горела божественная сущность души, зерно жизни, неизреченный образ Божий.

— Доколе я в мире, я свет миру… — проникновенно сказал он и, увидев, как из городских ворот в облаке пыли выходила на пастбище серая отара овец, продолжал: — Я — дверь… Кто войдет мною, тот найдет пажить жизни вечной и спасется. Я и Отец одно. Вы можете взять сейчас камни и побить меня, но я не скроюсь от вас и отдам свою жизнь для того, чтобы снова принять ее. Потому и любит меня Отец… Имею власть отдать ее и имею власть снова принять ее…

— Нет, окончательно в нем бесы!.. — завопил старый фарисей. — Он безумствует… Что вы уши-то развесили, баранье?!.. — крикнул он на толпу. — Берите камни!..

Фарисей с выпученными глазами попробовал было встать на его защиту, но толпа нахмурилась грозной тучей и несколько рук, в самом деле, потянулись уже к валявшемуся в пыли булыжнику.

— Да не написано ли в вашем же законе, что вы — боги? — крикнул Иешуа в отчаянии. — Как же вы не понимаете этого? Вы, вы, вы боги!..

Написано это в законе или не написано, толпа не знала, но слова были явно безумны и явно кощунственны. И еще грознее вздулся ее гнев…

— Написано, написано!.. — брызгая слюною, кричал старенький фарисей. — Так разве это так понимать надо? Вон ты все с девками, с мытарями да с разной другой рванью путаешься, так какой же ты бог?.. Ха-ха-ха… — задребезжал он старческим смехом.

— Так разве вы, здоровые, нуждаетесь во враче?.. — усмехнулся Иешуа. — Врач нужен больным…

— А ты врач? Многих ты вылечил?

— Удивительно дело… — опять усмехнулся Иешуа. — Пришел Иоханан, поселился в пустыне, питался кореньями — вы кричали против него, что не так живет. Пришел я — вы обвиняете меня в том, что пирую с блудницами и грешниками… Как же угодить вам?

И, утомленный бесцельным словопрением — это повторялось ведь сотни раз… — раздраженный тем, что так удачно начатая беседа с простым народом обращена книжниками в пустую болтовню, он, безнадежно махнув рукой, пошел воротами в город. Старый фарисей злорадно торжествовал: он чувствовал себя несомненным победителем. И он крикнул толпе:

— Помните одно: синагогами уже постановлено, что всякий, кто с этим молодчиком будет вожжаться, без всяких разговоров будет отлучен от синагоги!.. Не забывайте!..

Толпа расходилась. Повесив голову, Иешуа шагал жаркими, переполненными народом улицами, в которых удушливо пахло пылью, пометом животных и толпой. «Осанна!..» — весело кричали среди зеленых кущей, размахивая пальмовыми ветвями, ребята. — Осанна!..» И со всех сторон радостно летело им в ответ: «Осанна!.. Осанна!.. Осанна!..» И под эти клики торжествующей жизни он думал опять и опять: он обещает счастье другим, но почему же он не находит его сам? Разве только изредка, на миг… Но изредка счастливы вот и они среди своих кущ и веселых хороводов…

Осанна!.. Осанна!.. Осанна!..

Он был уже у лачуги Иуды. Из широко открытой двери тянулась густая, тяжелая вонь и слышался этот бередящий душу, истошный крик больной:

— А я говорю тебе, проклятый: не ходи!.. Не шляйся!.. Много ты с ними выходил? Сказками своими он еще ни единого человека не накормил… Если хочешь погубить всех нас, так возьми лучше ножик и всех зарежь… По крайней мере, сразу…

— Да я же принес ведь тебе денег… — спотыкаясь языком, сказал Иуда. — Чего же ты?

Иешуа на мгновение остановился: входить или нет?

— Шелом!.. — проговорил он на пороге.

В мрачной, вонючей лачуге все сразу стихло. Больная, как всегда, упрямо и враждебно отвернулась к стене. Иуда, поникший у изголовья умирающего ребенка, встал навстречу гостю. Он был смущен… Сзади Иешуа послышался быстрый шорох: то в ужасе спасалась от него маленькая Сарра. С той ночи он не видел ее ни разу: она всегда пряталась от него теперь. Он понимал ее, всей душой жалел ее и называл в сердце своем с нежностью бездонной «сестрой во страдании»… Несколько чумазых мордочек смотрели на него из сумрака, и в черных, блестящих глазенках их стояла затаенная улыбка: этого дяди они не боялись…

Иешуа подошел к изголовью умирающего ребеночка. Тот лежал на куче зловонных лохмотьев, синий, с закрытыми глазками и из жалостно открытого ротика его чуть слышно вылетал хриплый, слабый стон, резавший душу, как ножом. Иешуа почувствовал, как его горло вдруг точно невидимой бечевкой стянуло, и он не мог выговорить ни слова…

Вечером, когда все собрались вместе для трапезы, Кифа подошел к Иешуа.

— Да не надо же… — с мучительным выражением на лице попыталась остановить его Мириам магдалинская. — Ну, что тебе нужно?..

— В чем дело? — спросил Иешуа.

Он был тих и печален.

— Мы заметили, рабби, что Иуда крадет деньги из нашей кружки… — сказал Кифа. — И это уж не первый раз…

Мириам с досадой отвернулась. Лица присутствовавших учеников были хмуры.

— А ты заходил к нему? — дрогнул Иешуа голосом.

— Нет… — оторопел Кифа.

— Ну, так зайди… — сказал Иешуа и отвернулся: по его щеке сбежала и спряталась в бороде слеза.

— Да в чем дело? — спросил Иаков Зеведеев.

— А в том… — зазвенел голосом Иешуа. — А в том, что… если бы вы зашли, так вы сами отдали бы все… если вы люди… Вот… На нас его грех… Обокрал!.. — воскликнул он и горько рассмеялся.

И в голове его мелькнула мысль: вот Иоханан Зеведеев с его пылающими облаками да трубами ангелов, вот этот его так обокрал!.. Но и его винить нельзя… Никого винить нельзя… Ни в чем…

Он теплыми глазами обвел смущенные лица близких.

— Ну, бросьте это дело… — мягко сказал он. — И давайте вечерять… А завтра сходите к нему и помогите. Помните: солнце Господне светит на праведных и неправедных — будьте и вы достойны Отца вашего небесного…