Шолохов - Валентин Осипов Страница 55

«23.04 — 7 ч. 57 м. из Москвы номер 101–59. Передано 23.4 в 0–40 м. Правительственная. Станица Вёшенская Вёшенского района Северо-Кавказского края Михаилу Шолохову тчк Ваше второе письмо только что получил тчк Кроме отпущенных недавно сорока тысяч пудов ржи отпускаем дополнительно для вёшенцев восемьдесят тысяч пудов тчк Верхне-Донскому району отпускаем сорок тысяч пудов тчк Надо было прислать ответ не письмом зпт а телеграммой тчк Получилась потеря времени тчк Сталин тчк».

Телеграмма от вождя с оповещением о помощи шла в открытую. Сколько же людей узнают и в Москве, и на Дону о сталинской заботе!

Не знала Вёшенская, что вослед молниеносной телеграмме Сталин отправил Шолохову письмо, где сообщил о своем отношении к положению дел на Дону. Телеграмма Сталина — для всех, письмо — одному.

Шесть небольших по размеру листков. Написано не на бланке и собственноручно. Почерк разборчивый. Видно, что Сталин торопился — строчки то и дело сползают.

«Т. Шолохову. Лично от И. Сталина.

Дорогой тов. Шолохов!

Оба Ваши письма получены, как Вам известно.

Помощь, какую требовали, оказана уже.

Для разбора дела прибудет к Вам, в Вёшенский район, т. Шкирятов, которому, — очень прошу Вас, — окажите помощь.

Это так. Но это не все, т. Шолохов».

На этом приятное чтение заканчивалось. Далее вождь взял другой тон:

«Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов.

Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-совет. работы; вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма.

Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма — не беллетристика, а типичная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы Вашего района (и не только Вашего района) проводили „итальянку“ (саботаж) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию — без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути вели „тихую войну“ с Советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов.

Конечно, это обстоятельство ни в коей мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должные наказания. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло показаться издали».

Здесь Шолохов не мог не приостановиться — это ему, вёшенцу, «могло показаться издали»?!

Прощальные слова все-таки, кажется, были написаны доброжелательно: «Ну, всего хорошего и жму Вашу руку. Ваш И. Сталин. 6/V-33 г.».

Письмо из Вёшек и Сталин… Не стал отрицать «садизм», правда, для него он — «иногда» и «нечаянно». Но и не дал Шолохову переиграть себя. Пообещал разбирательство, однако заранее оговорил, что Дон виновен в саботаже, а защитник Дона — в политической неразборчивости.

Шолохов должен был уразуметь свое писательское место в общем строю. Ему, неискушенному в высшей политике, преподан вполне земной урок: политика не его дело, не должно защищать тех, кто ведет «войну» с советской властью.

Он начал просматривать «Правду» с особым усердием — вдруг появится отклик на его общение с Кремлем. Его не было. Печаталось то, что углубляло подозрительное отношение к Дону. И тут-то Вёшенский район прогремел на всю страну: «На Северном Кавказе районы, расположенные рядом и находящиеся в одинаковых условиях, дают совершенно различные показатели сева! Например, Верхнедонской, Вёшенский, Константиновский засеяли на несколько десятков тысяч га (гектаров. — В. О.) меньше…» Через несколько номеров снова критика Вёшенского района.

Бросаются в глаза крупные заголовки: «Разоблачить вредительскую теорию», «За глубокую проверку и чистку рядов партии», «Северный Кавказ снизил темпы сева». Все это будто и впрямь для Шолохова: не защищай врагов-саботажников.

В Вёшки прибыл секретарь партколлегии Центральной контрольной комиссии Матвей Федорович Шкирятов. Строг, неподступен и себя не жалеет. Десять дней опрашивал-допрашивал народ — 35 фамилий осело только в его блокноте. Мотался весенними раскисшими дорогами по сельсоветам, заглядывал в бригады, несколько раз брал с собой писателя… Комиссия рассмотрела более четырех тысяч заявлений.

Провожали его с вопросом в глазах: чью сторону возьмет?

Через несколько дней Сталин читал докладную записку от Шкирятова. В ней было и о «незаконных репрессиях», и о «перегибах массового характера», и даже требование «исключить из партии…» виновных. В записке отмечено имя возмутителя спокойствия: «т. Шолохов, как хорошо знающий район, помог мне…» Вывод: «Результаты расследования перегибов в Вёшенском районе полностью подтвердили правильность письма тов. Шолохова».

Что дальше? Писателя вызывают в Москву. Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович встретились со Шкирятовым и Шолоховым, а также с несколькими ростовчанами. На следующий день продолжился разбор результатов проверки. Присутствовал Микоян, хорошо знавший порядки на Дону. Приглашен был и нарком земледелия, потом двери открылись для ростовского партначальства и для Плоткина.

Итогом разбора стало постановление Политбюро «О Вёшенском районе». Главный пункт: «ЦК считает, что совершенно правильная и абсолютно необходимая политика нажима на саботирующих хлебозаготовки колхозников была искривлена и скомпрометирована в Вёшенском районе, благодаря отсутствию достаточного контроля со стороны крайкома».

После заседания Шолохова стали поздравлять с победой: крайком все-таки осадил. Постановление отметило: «Указать крайкому на недостаточный контроль за действием своих представителей и уполномоченных».

Сталин, однако, победил.

Шолохов на примере своего района говорил о бедах всего Дона и шире — страны.

Сталин останавливался только на одном районе.

Шолохов выявил ту многолетнюю практику издевательств над колхозниками, которая привела к голоду.

Сталин говорил только об «искривлениях».

Шолохов вскрыл жуткую систему произвола.

Сталин свел конфискацию хлеба и репрессии к обычной для осени сельхозкампании с неизбежными-де ошибками.

Шолохов потребовал изменить отношение к колхознику.

Сталин благословил продолжение партийной линии — только бы не случалось перегибов.

Шолохов взыскует ответственности для тех, кто виновен в десятках тысяч смертей и массовых репрессиях.

Сталин свел меру ответственности крайкома только до низшего в партсистеме наказания — «Указать на недостаточный контроль над действиями своих представителей и уполномоченных». Правда, двух крайкомовцев лишили постов, зато отыгрались на районщиках. Поначалу одному из них пригрозили расстрелом, но в конечном счете объявили только «строгий выговор», как и Плоткину, даже из партии не выгнали.