Три года революции и гражданской войн - Даниил Скобцов Страница 55

Господа Соколов и Степанов были явно обескуражены нашими заявлениями: «определенностью и упорством кубанской политической психологии» [58].

В 1917 году мы, кубанцы, между собою спорили, как именоваться: «область» слишком напоминала старое бесправное положение, «республика» – сепаратизм, «Край» – нечто среднее, подчеркивающее внутреннюю самостоятельность, особенность в федеративном целом. А тут с первых же слов, как только диктатор приготовился с нами говорить, сейчас же снижал нас до прежнего бесправного положения, – «область» то же, что «губерния…»

А еще вчера, – в станице Ново-Дмитриевской, – генералы Алексеев, Деникин, Романовский, подписывали соглашение с кубанцами, как равный с равным, потом прошли совместно путь борьбы за историческую справедливость, за разумный новый правопорядок. Судьбе угодно было дать победу нашему конституционно неоформленному объединению, и вот теперь… почему же один из членов коалиции претендует на роль диктующего другому свои условия?!

Глубоким соблазном было и наличие «третьей стороны», этих якобы «посредников» Соколова, Степанова и других членов партии ка-де. Вся их «хитрая механика» была шита белыми нитками. Это были не посредники, а пособники генеральской олигархии. За ними главными фигурами являлись даже уже не Алексеев и Деникин, а Драгомиров и Лукомский, а там Шульгин с «Россией», а дальше «Осваг» с наружу выпирающей старорежимной пропагандой, а еще дальше – развернувшийся уже в очень неприглядных формах произвол во всех отраслях управления.

Впоследствии генерал А. И. Деникин неоднократно укажет в своих «Очерках русской смуты» на психологию армии, которая – якобы – не примирилась бы с отступлениями наметившегося курса добровольческой политики и составления власти.

«Армия при первой же неудаче вышла бы из подчинения…»

Категоричность суждения едва ли может быть оправдана в свете развившихся впоследствии событий.

Горький опыт вооруженной борьбы на юге России показал, что армия отказалась идти до конца за властью, организованной по рецептам Драгомирова, Шульгина, Соколова… Ссылка на коллективную психологию всегда может иметь двухстороннее значение.

В отношении добровольческого генералитета и некоторой части высшего офицерства утверждения бывшего главнокомандующего, наверно, имели под собою основание. Но в армии в это время числилось не менее 70 % казаков. А только единицы казачьего офицерства продвинулись в высшие сферы добровольцев. Остальная масса жила своей психологией с несомненным преобладанием в ней казачье-народного начала.

«Казачество в целом – в описываемое время – не было пока вовлечено в нашу распрю»…

«Сильный враг был еще у порога Екатеринодара».

К этим словам генерала Деникина следует добавить: в это время «распря» еще таилась в скрытом состоянии, и масса не могла еще делать из нее своих выводов. И еще:

если генералы Алексеев, Деникин и Романовский были известны кубанским казакам и у казаков определилось к ним отношение психологической близости, то о Драгомирове и Лукомском никак нельзя этого сказать… – Досужие перелеты!., тем паче о Соколове, Степанове и др.

На второе наше собрание профессор К. Н. Соколов пришел уже не только в качестве «осведомленного» лица о том, как думают о составлении объединяющей власти в верхах добровольчества, но уже и в качестве автора проекта двух возможных вариантов составления этой власти:

1. Временного положения об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией.

2. Положения о Северо-Кавказском Союзе.

Первый вариант содержал «разделы» о пределах власти

«Верховного Руководителя и Главнокомандующего» Добровольческой армии именно те, о которых говорилось Соколовым в прошлом собрании, т. е. о полной его диктатуре.

К предметам ведения кубанской областной власти по этому 1-му варианту относились местная полиция, санитарное и медицинское дело, тюремное дело, становление и взимание местных налогов, пути сообщения местного значения, заботы о развитии местной торговли и промышленности, продовольствие населения, земледелие и землеустройство, народное просвещение – при соблюдении прав государственного языка, – контроль местных правительственных учреждений.

В пределах такой местной компетенции, – допускалось в положении, – образование ведомств внутренних дел, войсковых, финансовое и пр.

Кубанское областное правительство возглавляется атаманом. Вообще говоря, во всех деталях последовательно была проведена идея узкого областничества. Как будто бы не ограничивалась лишь компетенция моего ведомства – земледелия и землеустройства, другие ведомства или совсем исчезали, или теряли главную часть своего содержания. Особенно подчеркнута была такая тенденция в отношении краевого ведомства продовольствия и снабжения.

Нам теперь оставлялось лишь продовольствие местного населения. Продовольствие армии и все снабжение изымалось из компетенции краевой власти.

Чтобы осмыслить странность и несвоевременность подобного предложения, необходимо не упускать из виду, что в описываемое время (как еще долго и потом) Кубань являлась основной, если не единственной, базой продовольствия всего дела борьбы, тогда как фабрикаты для снабжения населения попадали на юг в весьма ограниченном количестве и, следовательно, весьма важно было бы удержать распределение этих малых запасов фабрикатов в руках наиболее близкой населению ее краевой власти

Отказаться также от контроля заготовки в крае продовольствия для армии кубанцам представлялось совершенно немыслимым. Нравы очень понизились в среде нахлынувших в Край дельцов «для обслуживания нужд армии». Отчужденность заготовительных органов от населения, неподчиненностъ их в смысле контроля краевой власти могли послужить причиной новых всяческих недоразумений между нами и добровольцами. Согласившись на это, кубанцы приобрели бы сомнительное удовольствие применять к себе, в прямом смысле, свою местную поговорку:

– За мое жито, та мене i бито.

Наконец, заключительная, 8-я глава Положения гласила: «Основной закон об управлении Кубанской областью вырабатывается в пределах настоящего положения Кубанской Краевой радой и утверждается и обнародуется Верховным руководителем и главнокомандующим Добровольческой Армии; в этом же порядке, в случае нужды, проводится пересмотр означенного основного закона». Так определяется по первому варианту Соколова порядок «октроирования» кубанской областной автономии вчерашним союзником.

Нам же этот порядок и этот вид Соколовского «октроирования» показался содержащим в себе даже элемент глумления над выраженной однажды волей краевого населения.

Мы чтили память первых добровольцев и собирателей добровольчества генералов М. В. Алексеева и Л. Г. Корнилова. Добрая память у нас осталась о таком общем герое добровольчества, как генерал С. Д. Марков, и о других, павших на полях Кубани героях-добровольцах. Уважение и почитание военной доблести образовалось у нас лично к генералу Деникину и его помощнику генералу И. П. Романовскому. Мы видели в походе смелость их личного риска и готовность к жертве, но, коль скоро вопрос переходил к форме и порядку повседневной гражданской жизни, мы не могли не видеть, как с неудержимой настойчивостью все правящие органы добровольчества от верхов до низов забивались реакционным элементом, людьми, которые в большинстве своем «ничего не забыли» и «ничему не научились». Кубань для них та же старая область – губерния, к которой они рвутся по-старому управлять и по-старому эксплуатировать.