Пророчество Корана - Хесус Маэсо де ла Торре Страница 55

Яго вскрикнул от неожиданности и посмотрел на нее с нежностью.

— Ну, ты обо всем позаботилась, — смущенно заметил он.

Субаида выгнула тонкие брови, глаза цвета морской волны проникновенно лучились. Шутливым жестом она покопалась в складках зихары и извлекла свиток с красными печатями назарийского султаната, подтверждавшими его бесспорную значимость. Откинув вуаль с лица, она прочла нараспев четкие строки, которые срывались с ее губ будто лепестки роз:

— Слушай, Яго: «От имени Аллаха Всемогущего и Милосердного. Его властью объявляется Яго Фортун под покровительством ислама и моей собственной крови с титулом мус-тамин, хранимым святым аманом. Пусть Невидимый омоет его глаза. Аллах велик. Юсуф бен Исмаил, первый среди верных. Год 750. Мамласкат Гарната [139]».

Яго никак не ожидал подобного участия семьи назарийки. С таким документом можно было свободно, без всяких ухищрений, отправиться в путь вместе с Субаидой, но перспектива жить в совершенно, как ему представлялось, чужом окружении настораживала. В этом документе он увидел только лестное для него желание любимой быть вместе с ним, и сердцем он был признателен ей. После смерти Фарфана уже ничего не связывало его с прошлым. Он обнял девушку, но она нежно отстранилась, продолжая серьезно убеждать его:

— Тебя примет умма Гранады как друга, а не как изгнанника или иноверца, ты будешь под покровительством султана, моего двоюродного брата. Такой порядок позволит тебе жить, путешествовать, свободно читать твои Библию и Евангелие, молиться твоему пророку Исе Бен Мариаму, то есть Христу, которого ислам признает избранным, как и его мать — Марию. У тебя будет статус привилегированного гостя, ты сможешь посещать центры суфизма, академии, больницы, которыми заведуют мастера Кадирийи, этого достойного ордена ученых-мистиков, посвятивших себя медицине. Гранада удовлетворит все твои запросы. Она высится словно оазис, благословленный Всеведущим, где цветут самые прекрасные сады исламского мира и где мы станем безмерно счастливы.

— Хотя нас и разделяет вера? — горько усмехнулся Яго. — Не забывай: вековая враждебность между нашими мирами слишком сильна. Вся наша любовь — это сладкое безумие.

Она не хотела его задеть, но не могла не сказать ему того, к чему побуждала совесть:

— К несчастью, шариат, или законы Корана, запрещает нам выходить замуж и не дает права выбора сайиде султанской крови, вроде меня. Это вызовет множество нареканий, а моя семья никогда не допустит противоправного и святотатственного брака. Простого доноса нашему кади будет достаточно, чтобы сокрушить мою репутацию, обвинить в клятвопреступлении и тут же побить камнями. Здесь вся надежда будет на Фатиму, она поможет найти достойный выход, — добавила девушка в утешение.

Очарованный раскрывшейся перед ним идиллической картиной, он быстро спустился с облаков на землю:

— Бога буду молить, чтобы судьба просветила нас, как должно, Субаида.

Легкий бриз прошелся по деревьям; молодой человек обнял девушку за плечи и сказал утешительно:

— Субаида, зима — не век, я не задержусь с приездом.

— Моя душа пережила столько несчастий, что потерять тебя — все равно что умереть. Быть может, мои чувства повлияли на мой разум. Но мне все ясно. Однако забудем об этом, у нас совсем немного времени до отъезда.

— И все-таки я очень боюсь за твою безопасность. Чума, хоть и начинает спадать, остается невидимой и опасной, да еще эти убийцы гранадские где-то бродят. Я не успокоюсь, пока ты не окажешься под защитой людей твоей крови.

— Через три дня специальный эскорт довезет меня до Антекеры, где будет ждать мой брат Ибрахим с вооруженным отрядом. Тебе нечего беспокоиться. Потом с каждой новой луной я буду передавать тебе письма через Ортегу. А насчет тайных убийц, то так и знай: они выполнят свое задание, хоть один из близнецов-инфантов да погибнет — а скорее всего, оба. И мое предсказание сбудется.

Небо опустило подкрашенный снизу алым занавес из лоскутных лиловых облаков, апельсины на деревьях стали похожими на красные маленькие созвездия. Оба думали о том, что расставание будет для них непереносимым, их глаза смотрели в сторону востока, на тихую гладь Гвадалквивира, где змеилась лунная дорожка. Он обнимал Субаиду за плечи, она думала о своей запретной любви. Потом, вздохнув, с тоской призналась:

— Я вернусь в Гранаду, так и не исполнив своей священной фары — обета, который я дала, что вырву из рук неверных священную книгу аль-Мутамида; как же я боюсь, что эти богомолки в белых одеждах уничтожат ее без жалости.

— Нетерпимость и ограниченность — опасное сочетание, особенно когда это касается книг и науки, — сказал Яго.

— Но, ты знаешь, я почему-то была очень рада, когда ты мне сказал о знаках на найденных тобой книгах. Нет сомнения, это тома из Дар ас-Суры. А Бер Церцер считается знающим астрономом, он пользуется авторитетом не только в этих королевствах, но и у нас в Гранаде. Будь уверен, он найдет способ вытащить оттуда эти сокровища знаний, и мы наконец получим благословенный Коран.

— И все-таки зачем тебе непременно нужен именно этот? Разве все книги Корана не содержат одни и те же положения? В чем все-таки его особенность?

Она пристально посмотрела на него — иноверца, которого безоглядно любила.

— Как-то я говорила тебе, что часть моей семьи приняла божественное учение о гармоничной жизни. Мы считаем, что Всевышний в своей бесконечной доброте незадолго до конца света направит к людям аль-Мадхи, то есть Избранного, святого человека, сострадательного проповедника, который приведет всех людей к одной вере.

— Вроде мессии-спасителя? — заинтересовался Яго.

— Именно. Так вот, Коран, который принадлежал аль-Мутамиду, известному пифагорейцу, понаторевшему в алхимии, к тому же мученику ислама, заключает на своих страницах некую криптограмму из тайных символов, возможно, цифровых ключей, вписанных им самим в суру аль-Фуркан, то есть «Различение» [140], отчего эта сура, истолкованная в каббалистическом ключе, откроет время прихода Избранного, так же как и дня Последнего суда. Больше того я не могу сказать тебе, чтобы не впадать в грех против моей веры.

— А что заставляет тебя думать, что он находится в здешних подземельях, да и вообще в Севилье?

— Да мы в этом не сомневаемся, все указывает на это. Послушай. — Она вновь демонстрировала свою ученость, будто очаровательная «магистра». — Этот уникальный Коран исчез при таинственных обстоятельствах, бесследно, хотя его легко узнать по потрясающим иллюстрациям, вообще-то запрещаемым нашей верой. Как рассказывают, он был расписан женщинами-копировщицами Баб Макараны, самыми искусными каллиграфами династии Аббадов аль-Андалуса. Речь идет об уникальном рукописном памятнике мусульманской науки. Я не претендую ни на что из той библиотеки, однако этот китаб, или книга, представляет незаменимую сокровищницу знаний для тех из нас, кто призывает ко всеобщему братству. В наши смутные времена нам так пригодилась бы эта мудрейшая доктрина.