Дарующие Смерть, Коварство и Любовь - Сэмюэл Блэк Страница 55

— Герцог сообщил мне. До недавнего времени меня это очень тревожило. А теперь, когда Вителлодзо стал врагом его светлости, я вдруг почувствовал себя в большей безопасности. До тех пор, полагаю, пока герцог не станет также моим врагом.

— М-да… странный человек этот Вителлодзо. Я познакомился с ним прошлым летом, и он поразил меня, показавшись весьма неуравновешенным, немного… не в себе.

— Ничего, герцог приведет его в чувство, — сказал я, — пробьет остатки его душевного равновесия, уподобившись тарану.

Я рассмеялся, довольный найденной метафорой. И вдруг уловил за спиной звук тихих шагов. Замерев, я обернулся и пристально глянул в сумрачную даль. За нами тянулся длинный коридор, освещенный единственным закрепленным на стене факелом, поэтому оба конца — перед нами и за нами — скрывались в густом сумраке.

— Что случилось? — спросил Леонардо.

— Возможно, ничего, — сказал я, пожав плечами, и последовал за ним в его апартаменты.

Двое его помощников сидели в большой общей гостиной, играя за столом в карты. Они взглянули на нас, когда мы вошли, но ничего не сказали, и Леонардо пригласил меня в свой кабинет. Пока я осматривался там, он зажег свечи. Комната оказалась удивительно маленькой, не больше, чем снятая мной конура. Обстановку оживляли висящие на стене пара картин, аккуратная стопка бумаг на письменном столе, жаровня, наполненная ярко пылающими оранжевыми углями, и выходящее в сад небольшое окно. Но напротив него в стене высилась самая привлекательная часть обстановки — шкаф, заполненный множеством книг.

— Да тут у вас целая библиотека, — восхитился я.

— Долгие годы я занимался собирательством книг, — кивнув, признался Леонардо. — Пожалуйста, не стесняйтесь, можете полистать их.

Вооружившись одним из подсвечников, я рассмотрел названия. Как обнаружилось, некоторые я уже читал — Ливия, Лукреция, Плиния Старшего, — но гораздо больше мне еще хотелось бы почитать. В том числе «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, которые я изучал раньше, конечно, но со времени приезда в Имолу частенько мечтал вновь поразмыслить над ними. Я быстро перелистнул несколько страниц этого тома из библиотеки Леонардо, и вдруг одна фраза бросилась мне в глаза: «Многочисленные успехи совсем не вдохновляли его на тихое наслаждение плодами трудов, а лишь служили для возбуждения в нем новой веры в будущее…». [34]Так, кого же мне напоминало такое поведение?

— Может, вы хотите одолжить Плутарха? — спросил Леонардо.

— О да, очень, — ответил я. — Я уже заказал его друзьям во Флоренции, но, очевидно, во всем городе им не удалось найти ни одного экземпляра.

— Пожалуйста, возьмите его. Вернете, когда прочитаете. Похоже, Никколо, вам не терпится углубиться в истории их жизни.

— М-да… мне видятся определенные аналогии между методами герцога и древних властителей, среди коих, в числе прочих, разумеется, и Александр, и Юлий Цезарь. Меня не покидает ощущение, что все события и противостояния нашего времени уже происходили когда-то, и если бы мы только осознали уроки прошлого, то смогли бы лучше понять настоящее… осветить себе путь в туманное будущее. Полагаю, мои слова кажутся вам сумасбродными?

— Ничуть.

Леонардо вдруг взглянул на меня так пристально, словно только что заметил нечто новое на моей физиономии (или в глазах). Слегка смущенный напряженностью его взгляда, я подошел к столу и глянул на разбросанные по нему бумаги, заполненные эскизами и странными письменами. Присмотревшись, вдруг потрясенно осознал, что не могу понять ни единого слова. Я прищурил глаза, склонился над записями и спросил:

— Как интересно! Видимо, это какая-то шифровка?

— Простейший из шифров. — Леонардо вооружился зеркальцем и приложил его к краю листа. — Взгляните на отражение.

Я выполнил его совет и увидел разборчивый текст, написанный на чистом итальянском языке.

— К чему?..

— Зеркальное письмо, Никколо.

— Но какой в нем смысл? Зачем?

— Я левша, — пожав плечами, сообщил он, — и мне удобнее писать именно так.

Удивленно тряхнув головой, я направился к стене. Около двери висела схематическая карта. Подобные я видел в Тоскане, но все же эта карта выглядела какой-то особенной. Что-то в ней было странное. Я коснулся оранжевого массива, окруженного бледно-зеленой полосой:

— Ведь это, по-моему, Флоренция?

Леонардо сдержанно подтвердил мою догадку.

— Но кое-что мне непонятно. Разве Арно течет в этом направлении?

На карте перед моими глазами эта река выходила из города и текла прямо к морю; а на самом деле, как давно известно по нашим чрезмерным затратам, Арно течет через Пизу, благодаря чему в ее ведении находится вся морская торговля.

— Нет, пока нет, — ответил Леонардо.

— Что значит «пока нет»?

— Это новый проект, Никколо: план отвода реки, позволяющий Флоренции стать морским портом, а Пизу лишить этого преимущества. Способ окончательной победы в войне против пизанцев — совершенно бескровной победы.

— Какая великолепная идея! Но, конечно же, она неосуществима?

— Почему же, вполне осуществима. Дорогостояща, безусловно, но не настолько, как текущая война. И она окупится через несколько лет благодаря резкому оживлению торговли.

Я по-новому взглянул на Леонардо. Какой странный и загадочный человек! Я никогда еще не встречал никого подобного ему.

— Леонардо, можно рассказать о вашем проекте гонфалоньеру?

— Конечно. Но, Никколо, тут надо действовать осторожно. Я не уверен, обрадуется ли герцог, если узнает, что я работаю на Флоренцию.

Мне тут же вспомнилась совершенная мной сегодня ошибка — ожидание того, что он служит осведомителем для нашего правительства, — и я сжался от собственной глупости. Я начал извиняться, но Леонардо отмахнулся от моих слов.

— Вы давно прощены, — весело произнес он. — Однако позвольте мне, Никколо, задать вам тот же самый вопрос: что вы думаете о моем новом покровителе?

— Осмелюсь предположить, что никто не мог бы склонить вас к шпионской деятельности.

— В этом я могу поклясться. Честно говоря, я очень мало интересуюсь политикой, она представляется мне схваткой гигантских животных. Более мелким приходится главным образом следить за тем, как бы не попасть под их сокрушительные копыта. Однако могу сказать вам, что вы являетесь для меня подлинным авторитетом в данной сфере, поэтому для меня ценно ваше мнение как о качествах, так и о перспективах человека, которому мне выпало служить.

И тогда я поделился с ним своими мыслями об основе герцогского могущества (то есть поддержке Франции и Папы), о его коварстве и жестокости, бесстрашии и самоуверенности, а также о поразительном благорасположении Фортуны, каковым он наслаждается в силу, скажем так, собственной импульсивной и необузданной натуры: