Врангель - Борис Соколов Страница 54

Безмерно любя свою Родину, я не могу не принимать близко к сердцу все вопросы ее бытия; подчас как человек я могу не сочувствовать тому или иному Вашему требованию, но как солдат, раз пойдя за Вами, я первый подам пример беспрекословного повиновения. Моя жизнь на глазах у всех, я действую прямо и открыто, и мои сотрудники свидетели того, как пресекал я в корне малейшую попытку к интриге. Моя совесть чиста, и упрекнуть мне себя не в чем; но мысль, что я, оставаясь во главе моей армии, могу невольно явиться палачом ее, не дает мне покоя…

С открытым сердцем, не допуская недомолвок, я пишу Вам, рассчитывая на Ваш такой же откровенный ответ.

Уважающий Вас и сердечно преданный П. Врангель».

Это был настоящий крик души. Врангеля можно было понять. Ему как полководцу было чрезвычайно обидно, что блестящая победа у Царицына не была использована, что вместо того, чтобы бросить пополненные конные корпуса его армии на Москву, ее оставили истекать кровью в боях на Саратовском направлении, уже потерявших к тому времени всякий стратегический смысл. В этих условиях логичнее было бы отдать приказ Кавказской армии перейти к обороне. Врангель уже не сомневался, что, по приказу или без него, его армии придется обороняться, и заранее укреплял царицынскую позицию и сосредоточивал там запасы продовольствия и боеприпасов, превращая «красный Верден» в «белый Верден».

В своих требованиях к главнокомандующему Врангель был максималистом. Он отказывался отдавать свои дивизии, требовал подкреплений и не очень задумывался о том, откуда Деникин возьмет их. Петр Николаевич знал о конфликте Деникина с Кубанской радой, приведшем к тому, что с Кубани в Кавказскую армию перестали поступать пополнения. Однако никакой реалистичной политики по отношению к Кубани Врангель не предлагал. Из его письма Деникину мы знаем, что на встрече с руководством Рады и кубанскими атаманами Филимоновым и Науменко в конце июня, когда обсуждался вопрос о переименовании Кавказской армии в Кубанскую, что якобы должно было облегчить ее пополнение, Врангель прямо заявил о необходимости разгона Рады. Как мы увидим дальше, ее со временем действительно разогнали, но это привело к прямо противоположным результатам: не только никаких пополнений с Кубани не поступило, но и те казаки, которые уже служили в Вооруженных силах Юга России, начали расходиться по домам.

Ответ генерала Деникина, датированный 10 августа, Врангель получил через два дня. В этом письме чувствовалась глубокая обида:

«Милостивый Государь барон Петр Николаевич!

Я в рядах Добровольческой армии почти с момента ее возникновения и с 31-го марта 1918 года стою во главе этой армии, а затем Вооруженных сил Юга России.

Зарождалась Армия, не имея ничего: первые пушки были выкраденные, весь 1-й Кубанский поход, да в значительной степени и 2-й, Армии приходилось снабжать себя боевыми припасами от противника.

В момент, когда я принял командование Армией, в боевом комплекте имелось едва по 10–20 выстрелов на орудие, патронов в запасе не было совсем, собирали растерянные большевиками при отступлении их к Екатеринодару.

Вся история Добровольческой армии, а затем Вооруженных сил на Юге России имеет характер напряженной, упорной, героической борьбы материально нищей, но богатой духом армии со значительно превосходным и гораздо лучше снабженным противником, борьбы, в которой, невзирая на превосходство сил и снабжения противника, подчиненные мне войска своей доблестью и верой в правоту своего дела неизменно побеждали.

Правда, эти победы давались не даром и многим из подчиненных мне начальников задачи казались не по силам, и мне иногда бросались упреки и давались советы, следуя которым армии Юга России, вероятно, не достигли бы настоящих результатов. Но должен сказать, что я, несмотря на все трудности, переживаемые различными участками фронта, ни разу не слышал упрека в несправедливости и лицеприятии и впервые слышу это от Вас. Обвинение это тяжкое, но не с целью оправдаться я отвечаю Вам, а с целью восстановления истории вопроса, как она рисуется мне.

В конце марта обстановка в Каменноугольном районе складывалась чрезвычайно неблагоприятно для нас: Вы в своем письме генералу Юзефовичу… писали, что нам всё равно не удержать Каменноугольного района; рекомендовали бросить его и, оставив правый берег Дона на одних донцов, Кавказскую Добровольческую армию сосредоточить на Царицынском направлении. Эта же мысль была повторена в Вашем рапорте от 4-го апреля за № 82.

Тогда же начальником моего штаба было отвечено генералу Юзефовичу (письмо от 3-го апреля № 04767) о том, что хотя Царицынское направление имеет очень серьезное значение, тем не менее, по целому ряду соображений выполнить этот план в тот момент не представлялось возможным.

В половине апреля успешное наступление большевиков за Маныч и угроза Тихорецкой и Ростову вынудили меня усилить группу генерала Кутепова за счет Кавказской Добровольческой армии и войск Терско-Дагестанского края.

Как от Вас, так и от генерала Эрдели были взяты лучшие кубанские дивизии, и было взято столько, больше чего без ущерба для дела взять нельзя было.

Вы, находясь в то время во главе Кавказской Добровольческой армии, считали, что с наличными силами удержать Каменноугольный район невозможно. Я по совокупности всей обстановки считал, что бросить его нам нельзя.

21-го апреля началось наше успешное наступление на Манычском фронте; положение в Каменноугольном районе продолжало ухудшаться, и как ни нужна была пехота на Маныче, тем не менее ничего из Кавказской Добровольческой армии перевести было нельзя.

В начале мая Вы попросили разрешение приехать в Торговую и здесь доложили, что все пределы перейдены и что необходимо генералу Май-Маевскому дать разрешение на отход. Здесь же, ввиду неоднократно высказывавшегося Вами желания командовать армией на Царицынском направлении и ввиду сосредоточения здесь крупной массы лучшей нашей конницы, Вам предложено было объединить командование всей группой (Кавказской армией), на что Вы охотно согласились.

8-го мая была взята Великокняжеская, образована Кавказская армия, и я покинул Манычский фронт.

Приехав из Ростова, Вы мне докладывали, что 2-я Кубанская пластунская бригада стремится к своим Кубанским частям, на что я Вам ответил, что мною намечено перебросить ее на Царицынский фронт; о том, когда это сделать, в то время не могло быть речи; Вы сами тогда только что приехали из Кавказской Добровольческой армии и, конечно, понимали насколько ценен на том фронте каждый солдат. Во всяком случае, до постановки на фронт 7-й дивизии, 2-я Кубанская пластунская бригада переброшена быть не могла.

Что касается технических средств, то артиллерии Вы имели вполне достаточно, так как сверх состоящей при Ваших дивизиях у Вас была одна, а затем направлена и другая гаубичные батареи 2-й артиллерийской бригады, единственный тяжелый (с шестидюймовыми гаубицами) дивизион был в Вашей армии, к Вам же еще до Вашего приезда были направлены прибывший авто-броневой дивизион и английский авиационный дивизион. Дальнейшее усиление могло произойти бронепоездами и танками, это усиление было обещано, но оно всецело зависело от восстановления жел. дороги. К моменту восстановления мостов через Сал и Есауловский Аксай эти средства были в Вашем распоряжении.