Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима - Виктор Ларионов Страница 54

Блаженный Августин говорил, что время — самая таинственная вещь, поскольку прошлого уже нет, будущего еще нет, а настоящее — мгновение, не имеющее длительности. Существует только вечность, в которой только и возможно подлинное постижение смысла земных событий. Только историческая память делает нас действительными полноценными соучастниками потока жизни. И от качества этой памяти в конечном счете зависит и качество нашей повседневной жизни.

Для нашей исторической памяти одним из ключевых понятий является воззрение на русскую государственность как на «Третий Рим». Это одно из глубочайших учений, в котором неразрывно связаны священные вехи духовной и земной истории христианской ойкумены. В древности весь комплекс идей о «всемирной империи» принадлежали не только светскому, но и религиозному мировоззрению.

А. Карташев справедливо указывал, что в эсхатологическом сознании христиан Римская империя становится оградой вечного царства Христова, царства, в которое «Христос вписался», во время переписи при Его рождении, проведенной римскими властями, и потому сама приобщается к вечности. Наша современница Наталия Нарочницкая развивает ту же мысль: «Наряду с историографическим значением Рим как императорский и царский град, где совершается всемирно-историческая борьба добра и зла, вошел в символику христианского художественного сознания. И такое понимание встречается не только в духовной, но и в светской литературе. Рим стал аллегорией мистического центра, оплота всемирно-исторической борьбы добра и зла, от выстраивания которого зависит конец мира. Римом в болгарских хрониках именуется Тырново, Римом назвал Кретьен де Труа Францию, в стихах Тирсо де Молина Толедо становится “Римом, императорским градом”».

Необходимо понимать, что сама идея Третьего Рима не возникла в России на пустом месте. Мы можем говорить об устойчивой, уже 500-летней традиции, существующей на Руси, взирать на себя как на законных наследников лидерства в христианской ойкумене до того момента, когда это воззрение приняло законченную формулировку в посланиях старца Филофея «Москва — Третий Рим».

Нельзя забывать, что начало этой идеологии, ее фундамент был заложен первым русским митрополитом Иларионом в 1049 г. в его знаменитой проповеди, известной нам как первый русский литературный памятник — «Слово о Законе и Благодати». Именно в «Слове» Иларион постулирует идею избранности русского народа: «Последние станут первыми». Приняв христианство последними в Европе, исключая литовцев, которым не суждено было стать историческим народом, Русь сразу заявила устами своего первого русского по крови митрополита о своей духовной готовности возглавить христианский мир. Именно эта идея, которой Русь и жила с тех пор, была осмыслена потомками как «бремя», как исключительно русское служение быть последним оплотом истинной веры и одухотворенной этой верой истинной имперской «римской» государственности.

Русское религиозное сознание в XVI веке видело «Рим» во всем царстве Русском, а не конкретно в столичном городе — Москве. Причем сознание образованных слоев русского народа не сводило эту концепцию до уровня простой идеи непосредственного византийского наследия. Для средневекового сознания сводить концепцию вечного Рима к византийскому наследию было опасным и двусмысленным, учитывая печальную судьбу Царьграда, павшего в 1204 г. под ударами латинян и в 1453 г. захваченного турками. Старец Филофей апеллирует к наследию не только Второго Рима, но и Первого, углубляя историческую и духовную ретроспективу и проецируя в будущее религиозную идею вечного, неуничтожимого до конца времен христианского царства. Русское христианское сознание не замывается в узком «византоцентризме», но вовлекает в свою перспективу всю христианскую ойкумену. Но и византийское наследие не сбрасывалось со счетов. Византийская цивилизация дала нам в наследие сплав библейской священной истории избранного народа, пропитанного эсхатологией, эллинское наследие универсальных гуманитарных ценностей и правовой фундамент римского государственного гения. Три истока Второго Рима, три универсальные ценности его цивилизации нашли достойное продолжение в истории российского царствия и империи. Государь Вечного Рима мыслился как обладатель делегированной теократии, обладателем суверенных властных прав не собственника, а попечителя христианской универсальной государственности. Теократическая концепция государства предусматривала, что государь — исполнитель Божиего Промысла. Византийская идея власти — это прежде всего идея универсальная. Только одна империя, империя ромеев, законных наследников отпавшего от Христа некогда избранного народа, — единственная законная, абсолютно легитимная земная власть. Такая идея власти не сопрягалась с границами государства или с его внешним могуществом, потому что власть истинного христианского государя — это власть вселенского характера.