Четвертый хранитель - Роберт Святополк-Мирский Страница 54

— Продолжай, — попросил он.

Ерема рассказал, как отец едва не погиб во время страшного пожара в Москве, куда отправился вместе с Симоном, и как, вроде бы, Симон спас его от огня; затем о том, как они некоторое время спокойно жили в Тришине под Берестьем, пока снова не появился у них этот самый Степан; о том, как Степан утопил в полынье его родителей и хотел багром утопить его самого, но он выплыл, потому что умел долго плыть подо льдом зимой. О том, как его спас другой брат тайной веры, Трофим с Черного озера, и как он убежал от него, по тайной тропинке, через непроходимое болото, ловко изобразив свою гибель.

— Никто на свете, кроме вас, не знает, что я — Ерема Селиванов — жив. А что до братьев и сестер тайной веры — поверь, Василий Иванович, поверь, Анна Алексеевна: неведомо никому, кто из окружающих может оказаться служителем этой веры — они повсюду! И если узнают, что я жив — мне конец, и я не уверен, что даже вы, с вашим мужеством, ловкостью и воинским умением, сможете противостоять целой армии тайных и невидимых убийц.

— Что еще ты знаешь о тайной вере?

Ерема подумал:

— Ну, там есть какое-то старшинство, но я не знаю, как оно устроено, вот только знаю, что отец одно время изготовлял перстни для членов братства.

— Какие перстни? — живо заинтересовался Медведев.

— Ну, такие, витиеватые, и там всегда в середине раскрытая книжка.

Да, — именно такие перстни, я видел на руке Никифора Любича, его дочери и московского доброхота в Новгороде, монаха Дорошина. Неужели все эти люди принадлежат к тайной вере? Но ни у седого нищего, ни у купца Быка таких перстней не было…

— Впрочем, в восьмидесятом году эти перстни отменили и как раз тогда к нам, в Тришин, и приехал Степан Полуехтов, убийца моих родителей.

— Значит, он тоже принадлежит к служителям тайной веры?

— Не знаю точно Василий Иванович. Я не слышал, как и о чем он говорил с отцом в Тришине. Я знаю только, что после разговора с ним родители сказали, что мы срочно переселяемся в другое место…

Он замолчал и Медведев спросил:

— Значит, ты пришел, только для того, чтобы рассказать мне все это?

— Да, Василий Иванович, я хотел упасть к вам в ноги, — Ерема опустился на колени, — и просить вас, чтобы вы простили моих покойных родителей и меня за грех перед вами. — Поверьте, родители были добрые и хорошие люди и, если они совершили какие-то нечестные поступки, то их к этому принудили обстоятельства. Я прошу вас оставить меня здесь и взять на службу в любом качестве, а я всей своей жизнью постараюсь доказать, что буду верен вам до гроба.

Не доверяй людям с фамилией Селиванов…

— Ну что ж, — сказал Медведев, — спасибо за добрые слова, но тебе придется некоторое время провести там, где ты находился в последние дни, а я, тем временем, посмотрю, что можно для тебя сделать.

— И что ты об этом думаешь? — спросила Анница, когда Ерема вышел.

— Не знаю, что и думать. Кое-что из его рассказа совпадает с моими наблюдениями, а кое-что нет. Не подослан ли он к нам снова этими самыми тайными братьями?

— Зачем же тогда он рассказывал о них? Нет, я не думаю.

— Что будем с ним делать?

— Пусть посидит немного, а потом — на полевые работы! Но в Манино! Чтобы был подальше от нашего дома!

— Это правильно. Ты у меня молодец, душечка. А как тебе нравиться вся эта история с поисками на болотах? Ведь увез же Антип тело своего отца с кладбища. Зачем?

— Давай-ка, еще раз расспросим Микиса о подробностях похорон, о гробе — видел ли он тело в гробу, не было ли там еще чего-нибудь.

Медведев согласился, и они немедленно послали Николу, чтобы тот пригласил Микиса в хозяйский дом после занятий.

Вечером Микис явился.

— Ты меня звал, Вася?

— Да, Микис, присаживайся. Мы тут с Анницей все думаем об этих похоронах Филимона. Вот скажи нам — ты ведь там находился — гроб был открыт?

— Да, конечно, все подходили, целовали покойника в лоб.

— И ты тоже?

— Да, конечно.

— А ты не заметил в гробу ничего особенного?

— Да нет. Гроб как гроб. Я только знаю, что Филимон заранее сам для себя его сделал.

Медведев с Анницей переглянулись.

— Когда сделал?

— Да наверно еще года за два до того. Как то, я был у него, ну выпили мы чуть-чуть, а он и говорит: «Что-то у меня сердце пошаливает, боюсь, умру скоро, так я уж для себя гроб отменный сделал. И всем сказал, чтоб только в нем меня и погребали. Как полагается, все сделал: сам себе, своими руками», — так он сказал.

— Спасибо, Микис, — сдерживая внутренне волнение, сказал Медведев: — Спасибо, дорогой. Как идут твои занятия?

— Нормально, только начал. Вот зачастил ко мне твой друг — великан этот Филипп. Просит, чтоб я учил его рукопашной борьбе без оружия. Ему и правда с его силой никакое оружие не нужно, а когда я немного подучу его некоторым приемам нашей греческой школы — ему равных не будет!

— Ну, успехов тебе и твоим ученикам!

… Как только Микис вышел, Василий и Анница наперебой заговорили:

— Он сделал себе гроб с двойным дном, — сказал Медведев.

— А зеркальце для Марьи он тоже делал сам и, возможно, маленький Антип видел это, потому он и сунул туда записку, — сказала Анница. — Чтобы Антип знал, где искать.

— Стоп, — возразил Медведев, — но Антип же не нашел записки, откуда он знал, что надо забирать гроб?

— Да, это верно. А может, он еще каким-то другим путем назначил его своим преемником, и Антип знал, что сокровище в гробу.

— Когда же он успел? Антип все время находился в войске, а Филимон умер скоропостижно и неожиданно. Никто ведь не думал, что совсем молодую великую княгиню отравят!

— Ладно, это не важно! — воскликнула Анница. — Важно то, что Антип перезахоронил своего отца. Вопрос, куда? Как тебе сказал сторож — когда это было?

— Он сказал: «Лет восемь назад».

— Это совпадает с появлением Антипа в Татьем лесу?

Василий только посмотрел на Анницу и покивал головой.

— Я вспомнил, — сказал он, — Антип настойчиво просил меня, уезжая, чтобы мои люди присматривали за оставшимися могилками на его заброшенном кладбище в бывшем лагере!

— Все ясно! — хлопнула в ладоши Анница и поцеловала Василия. — Ты нашел! Оно там! Когда едем?

— Завтра же, с утра, — сказал Медведев.

… Макс фон Карлофф принц Богемский подошел к монастырю Святой Терезы со стороны леса и внимательно осмотрел двор. Он всегда так делал, прежде чем навестить свою мнимую сестру. Сейчас он привез очередной взнос за ее обучение, а также приветы и подарки от отца.