Императрица Орхидея - Анчи Мин Страница 54

Су Шунь питал особую склонность к деталям и был превосходным рассказчиком, причем эффект от его рассказов многократно усиливался благодаря свойственной ему способности к драматизации. Часто, сидя за своей занавеской, я полностью подпадала под влияние его речей, хотя, по существу, его точку зрения не разделяла ни по одному пункту.

При дворе Су Шунь считался ходячей энциклопедией пятитысячелетней истории Китая. Широта его знаний казалась неохватной: он был единственным министром, который прекрасно говорил по-маньчжурски, по-мандарински и хорошо владел древнекитайским языком. Среди влиятельных маньчжурских кланов, где антиварварские взгляды неизменно получали широкую поддержку, он пользовался большой популярностью.

Будучи седьмым внуком одного титулованного чиновника и прямым потомком основателя Цинской династии Нюрачжи, Су Шунь имел связи в самых высших государственных сферах. Кроме того, его власть базировалась на дружбе с влиятельными лицами китайского происхождения. С раннего возраста он много путешествовал. Широта его взглядов позволяла ему общаться с представителями самых разных слоев общества. Про него рассказывали, что он питает особый интерес к древнему искусству и владеет несколькими гробницами в Сиане, где, по поверьям, был похоронен первый китайский император.

Су Шунь считался человеком великодушным и беззаветно преданным династии. Про него рассказывали, что, когда он начал свою карьеру при дворе в качестве помощника чиновника низшего ранга, то продал украшения своей матери, чтобы иметь возможность устраивать банкеты для своих новых друзей. Позже выяснилось, что эти банкеты он использовал для сбора информации из разных сфер государственной и частной жизни: от сплетен по поводу самых популярных пекинских актеров до сведений о том, кто сколько золота закопал в собственном саду, от военных реформ до политических браков.

Недавнее продвижение Су Шуня вверх по государственной лестнице и фактическое превращение его в правую руку императора Сянь Фэна объяснялось тем, что Его Величество испытывал разочарование в придворной бюрократии. Двор был настолько коррумпирован, что не занимался ничем другим, кроме как — пользуясь своими титулами — получением государственного жалованья. Большинство чиновников были потомками членов императорской фамилии, которые когда-то воевали под командованием могущественных князей или предводителей кланов. Другие представляли собой худородных, но зажиточных маньчжуров, которые купили свои посты с помощью «пожертвований» в пользу провинциальных наместников. Вместе они составляли элиту, которая сообща правила государством. Годами они опустошали государственную казну, и, когда страна испытывала экономические трудности, они без зазрения совести продолжали вести привычный образ жизни, то есть воровать. Когда перед императором Сянь Фэнем открылась глубина проблемы, он решил возвысить Су Шуня, чтобы тот «вымел из избы сор».

На новом посту Су Шунь оказался результативным и безжалостным. Прежде всего он сконцентрировался на самой заметной сфере коррупции, а именно на императорской системе государственных экзаменов. В Китае экзамены проводились ежегодно, и эта система затрагивала жизни многих тысяч людей по всей стране. В своем докладе императору Су Шунь обвинил пятерых высокопоставленных судей в том, что они получали взятки. Кроме того, он представил доказательства по девяносто одному случаю, когда результаты экзаменов были подтасованы. В том числе это касалось и прошлогоднего победителя, который завоевал первое место. Чтобы восстановить репутацию государственной экзаменационной службы, император приказал обезглавить всех пятерых судей, а заодно и прошлогоднего победителя. В народе эту акцию очень одобряли, а имя Су Шуня стало популярным во всех слоях общества.

Но еще большую популярность ему принесла следующая кампания. Су Шунь обвинил многих банкиров в том, что они печатают фальшивые деньги. Один из обвиняемых оказался близким другом самого вершителя правосудия, спасшим его когда-то от безжалостного кредитора. Все предсказывали, что Су Шунь непременно изобретет предлог, чтобы реабилитировать своего друга, однако этого не произошло. Своим поведением Су Шунь доказал, что на первое место в своей жизни ставит верность государству и императору.

Другим человеком, чьим мнением император Сянь Фэн чрезвычайно дорожил, был принц Гун. Император как-то с горечью мне признался, что его собственный государственный талант не идет ни в какое сравнение с талантом принца Гуна. Все остальные единокровные братья, принц Цзэ и принц Чун, также не могли тягаться умом с принцем Гуном. Про Цзэ говорили, что это «неудачник, который мнит себя победителем», а про Чуна — что это «честный малый, но без изюминки».

И тут впервые я не согласилась со своим мужем. Серьезность принца Гуна и его чрезмерная любовь к спорам казались мне отталкивающими. Однако со временем мое мнение о нем кардинально изменилось. Он ясно видел проблемы и находил пути их разрешения. Он любил бросать вызов другим. Император Сянь Фэн был слишком деликатным, чувствительным и, самое главное, неуверенным в себе человеком. Не все это видели, потому что очень часто император прятал свою неуверенность под маской высокомерия и решительности. Когда приходилось решать проблемы, связанные с людскими потерями, ум Сянь Фэна погружался в фатализм. Его единокровный брат выбирал в этом случае более реалистический путь мышления.

Проводить время с такими высокими государственными умами казалось мне странным. Как и миллионы китайских девушек, я выросла, слушая истории из их частной жизни в народной интерпретации. Прежде чем Большая Сестрица Фэнн наполнила эти истории деталями, я уже знала основную версию трагической смерти императрицы Чу Ань. Когда Сянь Фэн описал мне то же событие своими словами, его рассказ показался мне плоским и бесцветным, в некотором смысле даже недостоверным Он вообще не запомнил прощания со своей матерью. «Никто из евнухов не стоял за дверями с шелковой веревкой в руках и не торопил ее поскорее пройти свой путь», — говорил он, и при этом тон Его Величества оставался спокойным и бесстрастным. «Мать уложила меня спать, а когда я проснулся, то мне сказали, что она умерла И больше я никогда ее не видел».

Император Сянь Фэн считал трагедию естественным законом жизни, в то время как для меня трагедия была сродни печальному театральному зрелищу. Очевидно, в детстве Сянь Фэн много страдал и, став взрослым человеком, продолжал испытывать страдания, но при этом не позволял себе им отдаваться со всей силой чувств. Вполне возможно, что он просто не мог.

Однажды император мне сказал, что, по его мнению, Запретный город — это всего лишь охваченная огнем соломенная хижина, стоящая посреди огромной дикой пустыни.

Носильщики паланкина медленно взбирались на холм. Вслед за нами евнухи тянули связанных веревками корову, козла и оленя. Путь был очень крут. Иногда нам приходилось выходить из паланкина и идти пешком. Когда мы прибыли в обиталище предков на вершине холма, евнухи установили алтарь, воскурили на нем благовония и положили еду и вино. Император Сянь Фэн поклонился Небу и произнес монолог, который я уже слышала много раз.

Я тоже стояла рядом с ним на коленях, стукалась головой о землю и молила, чтобы отец проявил к нему милосердие. А совсем недавно Сянь Фэн захотел отправить послание на Небеса, для чего решил использовать голубей Ань Дэхая. Он приказал евнуху заменить привязанные к ногам птиц свистящие трубочки на письма к своему отцу, которые он заранее собственноручно и очень тщательно составил. Естественно, никакого ответа он не получил.