Серебряная ветка - Розмэри Сатклиф Страница 54

Как только Юстин с Флавием оказались на открытом воздухе, они, не сговариваясь, свернули от лестницы и пошли поверху, по тропе вдоль крепостного вала, крепко зажав в руках так и не вскрытые таблички, потом, также не сговариваясь, остановились и постояли немного, чтобы перевести дыхание, прежде чем перейти из одного мира в другой. Юстин думал о том, что пора им вернуться в отряд, хотя это уже вовсе и не отряд после сегодняшнего вечера. Просто люди, вольные идти своей дорогой.

Не считая часового, шагавшего взад и вперед, они были одни на тропинке. Внизу, под ними, веселящийся город был усеян огнями: тусклый янтарный свет в квадратах окон и золотые капельки ламп и фонарей на украшенных гирляндами улицах. Огни, сплошные огни до самой реки, туманной и таинственной.

— Лондиний веселится, — сказал Флавий. — Уверен, что сегодня внутри городских стен нет ни одного неосвещенного дома.

Юстин кивнул, говорить не хотелось, мысли вернулись к самому началу всех событий: к тому памятному разговору с Лицинием более трех лет назад, вспомнились почему-то завитки песка, наметенного в углах глинобитной канцелярии, и вой шакалов. Да, все началось в тот вечер. А сегодня вечером все закончилось.

Закончилось, как закончилась и недолгая империя Караузия на севере, уничтоженная предательской рукой Аллекта. Британия снова стала частью Рима. Она теперь в безопасности, но только до тех пор, пока у Рима хватит сил поддерживать эту безопасность — не дольше… Что ж, наверное, для Британии лучше рискнуть и искать защиты у Рима, чем быть разоренной Аллектом или ему подобными. Во всяком случае сегодня вечером, когда под ними горели огни веселящегося Лондиния и легионы стояли лагерем за городскими стенами, когда в залитом светом претории сидел за столом уставший человек с тонким бледным лицом — победитель, дикими и неуместными казались думы о том, что наступит время, и Рим утратит свою мощь.

Сами же они остались верными маленькому императору, и вот вновь мир привычных вещей, который они покинули почти два года назад, когда ушли с Вала на юг, растворившись в августовском тумане, ждет их, а значит, жизнь опять хороша.

Юстин стоял прислонившись к стене и уже собрался идти, когда кто-то небольшой, прятавшийся сидя на корточках в тени, вдруг распрямился и встал в светлом дверном проеме надвратной башни. Слабо звякнули колокольчики.

— Куллен? — воскликнул Флавий. — Что ты здесь делаешь?

— Я последовал за своими хозяевами, как и подобает псу, на случай…

— На какой еще случай?

— Просто на случай, — ответил Куллен и дотронулся до маленького кинжала на поясе, рядом с серебряной веткой. — Что теперь нам велено делать? — спросил он.

— Те, кто останется в армии, пойдут послезавтра утром в поход на север, — сказал Флавий. — Что до остальных… Потерянный легион закончил свое существование, и теперь каждый может выбрать свой путь.

— Вот и хорошо, у меня один путь, такой же, как у моих хозяев. Я — хозяйский пес, — объявил радостно Куллен.

— Но теперь ты свободный человек, — возразил Флавий.

Куллен изо всех сил замотал головой:

— Курой говорил, если он умрет, я буду вашим псом.

Флавий был заметно обескуражен. Помолчав, он сказал:

— Куллен, мы не императоры, не верховные князья Эрина, нам не нужен домашний шут.

— Я могу быть не только шутом. Я могу следить за вашим оружием, чтобы оно всегда блестело, могу прислуживать за столом, выполнять поручения и хранить секреты.

— А разве не лучше стать свободным?

— Свободным? Я родился рабом и сын раба. Что для меня свобода? Не иметь хозяев… и быть голодным?

Его узкое странное личико, маячившее смутным белым пятном в освещенном дверном проеме, было почти неразличимым, но в голосе его прозвучало нечто такое, что не позволило им отмахнуться от этого разговора.

И тогда Юстин, дотоле молчавший, сказал, обращаясь к Флавию через голову маленького шута:

— Мы с тобой никогда не оставались без хозяев и потому никогда не голодали, ни ты, ни я.

— Это точно, без хозяев мы не были, — ответил Флавий, и Юстин почувствовал, что мысли обоих на мгновение вернулись к человеку, которого они только что оставили в претории. Их согласие служить Констанцию не было изменой Караузию, ибо они знали, знали оба, что человек может не раз пойти служить, не нарушая обета верности, но дать такой обет он может только один раз.

Флавий вдруг вскинул голову и рассмеялся:

— Хорошо, что мы будем служить вместе, а не то пришлось бы резать нашего пса на две половинки.

— Так что? Значит, я остаюсь с моими хозяевами? — радостно воскликнул Куллен. — Как хорошо!

— И даже очень, — согласился Юстин. Флавий обнял за плечи своего родича, рука у него была сильная и тяжелая:

— Пошли, старина. Надо сказать Антонию и остальным, как обстоят дела, и хотя бы поспать немного, если, конечно, удастся. Мы должны все успеть сделать до похода на север.

Они вернулись к лестнице и с грохотом сбежали вниз, после чего направились к воротам между фортом и огромным лагерем, которые оставались открытыми всю сегодняшнюю ночь. А маленький шут шествовал позади, помахивая собачьим хвостом в такт шагам под ликующей перезвон серебряной ветки.