Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях - Валентина Парсаданова Страница 53

22 июня 1940 г. пал Париж. «В это невозможно было поверить, но и для самых простых людей, таких, что и в глаза не видели Францию, падение Парижа означало гибель последней надежды, поражение более окончательное, чем капитуляция Варшавы» ^{5}, — записал в воспоминаниях Г. Герлинг-Грудзиньский.

С поражением Франции перед польским правительством в эмиграции остро встал вопрос формирования политического курса, который обеспечивал бы будущее страны. Все достигнутое погибло, оно лишалось и армии. Армия же должна была обеспечить участие Польши в войне и ее соответствующее место в послевоенном мире. Она была единственной реальной силой, на которую могло опереться правительство и его премьер-министр генерал В. Сикорский.

У. Черчилль сделал все, чтобы в момент капитуляции Франции переправить польское правительство и остатки его военных сил — около 23 тыс. человек — на Британские острова. Создать из них полноценные линейные части было трудно. Пополнение можно было получить из США, Канады, а также СССР, где проживали или находились миллионы поляков. Из Америки в польскую армию прибыло всего около тысячи человек, из Великобритании и ее колоний удалось получить еще пару тысяч, в чем немалую роль сыграло негативное отношение к воссозданию Польши руководства Коминтерна, основывавшегося на политической линии Сталина ^{6}. Оставалось надеяться на Советский Союз, располагавший не только огромной польской диаспорой, но и практически почти готовой армией — плененными польскими военнослужащими.

К модификации позиции Сикорского и налаживанию отношений с СССР толкал и Черчилль, искавший союзников перед лицом укреплявшей свои позиции гитлеровской Германией. Напряженность в советско-английских отношениях ослабела. Черчилль написал личное послание Сталину, а тот, в свою очередь, принимал прибывшего в Москву английского посла С. Криппса. Его появление в Москве весьма не понравилось Гитлеру, но, признавая статус нейтралитета СССР в войне, Германия вынуждена была согласиться, что у нее нет оснований для выражения протеста. Сталин же заявил послу его величества, что «у нас нет блока с Германией на предмет войны против Англии. У нас есть только пакт о ненападении» ^{7}. Договор о «дружбе» Сталин «забыл», а Молотов 7 августа заявил, что у СССР есть желание возобновить переговоры с Великобританией ^{8}.

Польское правительство объективно попадало в систему этих отношений. Сразу после прибытия в Британию Сикорский нанес визит Черчиллю, представив ряд положений, которые были изложены в меморандумах от 3 и 19 июня 1940 г. Проект последнего меморандума и его окончательный текст известны. Воссоздание армии было поставлено во главу угла, стало основополагающим. В проекте заявлялось о намерении отказаться от проведения недружественной в отношении СССР политики. Сикорский соглашался на сотрудничество в создании на его территории польской армии для борьбы с Германией как общим врагом, на проход советских войск через оккупированную Германией часть Польши, на определенные территориальные изменения ^{9}.

Под давлением посла Польши в Лондоне Э. Рачиньского меморандум был существенно переработан. Правительство заявляло, что «считает разгром Германии главной целью войны и не имеет намерения создавать трудности, которые могли бы осложнить переговоры между Великобританией и СССР. Правительство исполнено решимости не жалеть усилий ввиду трагического положения польского населения, пребывающего на территории, подвергшейся советской оккупации. Оно полагает, что, как только позволят условия, можно будет использовать ценные элементы из числа офицеров и имеющего соответствующую подготовку резерва, находящегося на этой территории, как и за ее пределами, с тем, чтобы создать с согласия советских властей польскую армию численностью примерно 300.000 человек, которую можно было бы использовать в войне против Германии» ^{10}.

Даже столь урезанный меморандум, ограничивающийся двумя идеями относительно восстановления отношений с СССР, вызвал сопротивление санационных кругов. Правые силы польской эмиграции во главе с генералом К. Соснковским вынудили Сикорского отозвать его. Но идея создания польской армии в СССР, инспирированная представителем ТАСС в Великобритании Э. Ротштейном, не умерла. Сын ближайшего сотрудника М.М. Литвинова, Ротштейн, стал посредником и на советско-польских переговорах в июне—июле 1941 г.

Июньский меморандум 1940 г. вызвал правительственный кризис. Не без давления английского правительства президент В. Рачкевич отозвал декрет об отставке Сикорского. Сикорский же все чаще напоминал, что он еще в 1935, 1938 и 1939 гг. говорил, что невозможно победить Германию без союза СССР и Запада.

На позицию Сикорского повлиял и президент Чехословакии Э. Бенеш — в ходе переговоров о польско-чехословацкой конфедерации. Возможность этого объединения Бенеш видел при условии опоры на Советский Союз и Запад. Как следовало из его переписки с поляками, Сикорский в принципе соглашался на союз с СССР, но считал, что на него можно пойти, имея сильные козыри. Бенеш советовал ради налаживания советско-польских отношений восстанавливать Польшу только в этнических границах, чтобы избежать в будущем возможных осложнений. Он получал в ходе переговоров консультации у советского посла И.М. Майского и информировал его о ходе переговоров.

После подписания 5 августа 1940 г. польско-английского военного соглашения, в ноябре того же года были оформлены первые польско-чехословацкие документы. Везде так или иначе фигурировал вопрос об армии. Источником рекрутов могли быть только проживавшие и оказавшиеся в СССР поляки. Попытки привлечь поляков из США и Канады провалились. Это обстоятельство подтверждало необходимость поддержания в той или иной форме советско-польских отношений. Отдавала себе в этом отчет и британская сторона. Поэтому в команде прибывшего в середине 1940 г. в Москву нового посла Великобритании С. Криппса появился представлявший польские интересы дипломат, в обязанности которого входило изучение возможности осуществления этого проекта.

Руководствуясь мыслью об использовании профессиональных навыков имевшихся в его распоряжении пленных поляков и чехов, Сталин осенью 1940 г. поручил Берии проработать вопрос о создании в СССР в составе Красной Армии соответствующих воинских частей. Вновь была проведена очередная, более тщательная фильтрация на основе ознакомления с учетными и следственными делами, а также личных бесед.

2 ноября Сталину были представлены статистические выкладки: из находившихся в обследованных лагерях НКВД 18.297 чел. почти 12 тыс. были жителями земель, отошедших к Германии, офицеры составляли около 5 тыс. чел., рядовые в основном были заняты на строительстве шоссейной и железной дорог. Из числа офицеров была отобрана группа из трех генералов, полковника и восьми подполковников, шести майоров и капитанов, шести поручиков и подпоручиков, в сумме — 24 чел., которые произвели «впечатление толковых, знающих военное дело, правильно политически мыслящих и искренних людей». На этот раз к числу их достоинств было отнесено то, что все они крайне враждебно относились к немцам, видели перспективу близкого военного противостояния СССР и Германии и выражали желание участвовать в нем на стороне Советского Союза.