Осень 93-го года. Черные стены Белого дома - Андрей Орлов Страница 53

Уже на подходе к Рочдельской улице Андрей обратил внимание на невысокий покрытый коричневой плиткой кирпичный бортик, обрамляющий палисадник перед угловым домом. Дорога слегка поднималась вверх, поэтому бортик постепенно сходил на нет, превращаясь лишь в каменную окантовку. Но не это привлекло внимание Орлова, а опять зловещие следы прошедших событий. Вся внешняя сторона бортика была испещрена выбоинами, причем следующими одна за другой на равном расстоянии. Ясно, что здесь поработал крупнокалиберный пулемет. Было такое впечатление, что пулемет бил по кому-то, кто пытался спрятаться за каменным укрытием. Но видно безуспешно! От прямого попадания плитка разлеталась на куски, не оставляя шансов остаться в живых тому, кто использовал бортик как укрытие. То ли в подтверждение этого, то ли случайно, но на земле сохранились отвратительные бурые пятна. Может быть, это солярка, а может быть, и что-то другое.

— Вот здорово! — воскликнул Сергей, увидев следы от пулеметной очереди, — Как раздолбили, видишь, папа? Мама, Нина, видите? Как в Калининграде! — Сережу явно возбудило увиденное. Конечно, до сих пор со следами войны он встречался только в кино да в Калининградской области, куда семья в течение нескольких лет выезжала на отдых. Там были развалины замков и фортов, вражеские доты и разрушенные кирхи, немецкие каски и ржавые гильзы от патронов.

ВОСПОМИНАНИЯ: «Еще мальчишкой я ездил со своим школьным товарищем в Калининград, в прошлом немецкий город, который после войны со всей прилегающей территорией достался нам по решению Потсдамской конференции. В шестидесятые годы город представлял собой громадные пустыри, развалины и стандартные пятиэтажки. Но меня, конечно, интересовали руины древнего замка тевтонских рыцарей, подземные бетонные бункеры и катакомбы фортов. Уже тогда я облазил все эти «злачные» места. Потом, гораздо позже, я таскал по еще остающимся развалинам и укреплениям Олю и детей, которые безропотно спускались со мной в древние подземелья, взбирались на брустверы и капониры фортов… Может быть поэтому, увиденное в Белом доме и вокруг него вызывало у меня и Сергея ассоциации с Калининградской областью…» (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

Однажды, когда они все вместе бродили в лесу поблизости от Бальги, бывшего замка тевтонских рыцарей, что в двадцати километрах от Калининграда, четырехлетний Сережа наткнулся в лесу на немецкую каску, которую непременно хотел взять с собой. Все подшучивали над ним и безуспешно отговаривали его тащить каску. Все бы еще ничего, но когда он протянул отцу зажатый в руке капсюль-детонатор, у Андрея похолодело внутри. Он с максимальной осторожностью взял у ребенка опасную игрушку, отнес ее подальше и выбросил в протекающий рядом ручей. Теперь вот уже повзрослевший Сережа с нескрываемым восторгом рассматривал следы эпизода гражданской войны, пронесшейся вихрем по московским улицам и переулкам.

Они еще долго ходили по окрестностям Дома Советов, прошли мимо домов с опаленными боем стенами, сгоревшими квартирами и балконами, вдоль ограды скверика, в котором расположились солдаты, обогнули стадион, про который ходили страшные слухи, и вышли, наконец, к Конюшковской улице. Вся прилегающая к ней местность еще хранила следы недавних баталий — повсюду были вытоптаны газоны, лежали бесформенными кучами сломанные железные барьеры, разбиты дорожные знаки и светофоры. Следы от костров перемежались обгоревшими обломками частей автомашин, металлическими трубами, горами арматуры и листового железа, кабельными катушками, смятыми мусорными баками и другими остатками баррикад, кучами тряпья.

Здесь уже было достаточно оживленно — много прохожих, среди которых семейные пары с детьми, мальчишки на велосипедах, старушка с маленькой собачкой на поводке, обнимающаяся юная парочка. Поскольку проход к Белому дому и мэрии оказался перекрыт солдатами, стоящими позади металлических барьеров и спутанных колец армированной проволоки с угловатыми пластинами-шипами, именуемой «спиралью Бруно», вся публика концентрировалась на свободном пространстве.

Каски на головах у солдат, бронежилеты, одетые поверх шинелей, и автоматы за спиной создавали ощущение передышки перед боем. Позади оцепления виднелись бэтээры с расчехленными пулеметами, экипажи которых сидели на броне своих машин, курили, жевали, разговаривали о чем-то. Ну, прямо как солдаты перед боем!

С этой точки Белый дом выглядел как поверженная неприятельская крепость, только что взятая нашими солдатами. Выгоревшие верхние этажи нижней части здания у двадцатого подъезда, черные шлейфы сажи на стенах «стакана», забаррикадированный Горбатый мост — все это придавало картине трагический вид. Его эмоционально усиливала скульптура, посвященная участникам баррикадных боев на Красной Пресне в 1905 году. На высоком гранитном постаменте — три фигуры: девушка с развевающимся флагом, опустившийся на одно колено мужчина с оружием и упавший на землю парень с камнем в руке.

Орлов знал из истории, что именно в этом месте в начале XX века развернулись ожесточенные бои рабочих с полицией, в результате чего погибло немало людей. Скульптура на фоне сожженного здания выглядела символично.

«Спустя почти девяносто лет все повторилось снова, только еще в более диком, противоречащем здравому смыслу виде. Неужели Россия обречена на периодическое повторение трагедий общенационального масштаба?» — думал Орлов.

— Папа, а это что? — прервал размышления Андрея сын. — Смотри!

Сергей указывал на кучку мусора рядом с заградительным барьером. Андрей сначала даже не обратил внимания на то, куда смотрел Сережа, но приглядевшись, понял, о чем идет речь. На мостовой среди окурков и смятых пачек сигарет, кусков асфальта и мелких камней лежали расколотые бутылки, горлышки которых были заткнуты промасленными тряпками в виде фитиля. «Бутылки с зажигательной смесью!» — сразу понял Орлов. Разумеется, он знал о них из книг и кинофильмов, но никогда не видел воочию. Это казалось безумным, но теперь он видел их в самом центре Москвы, свободно лежащими на мостовой. Правда, бутылки были разбиты до того, как кто-то намеревался их использовать, или после того, как все закончилось и окрестности Дома Советов заняли армейские подразделения.

— Зачем эти бутылки? — сын с удивлением, по-видимому, тоже догадываясь, смотрел на Андрея. Теперь уже и жена с дочерью тоже уставились на то, лежало у них под ногами.

— Коктейль Молотова! — услышал Орлов чей-то голос с прибалтийским акцентом. — Эти бандиты хотели бросать его на танки!

Обернувшись, Орлов увидел седого господина в светлом плаще, который тоже рассматривал находку. Он подошел гак тихо, что Андрей даже не заметил этого.

— Эти бутылки русские солдаты бросали на танки. Еще в войну Советов с Финляндией!

Слух Орлова резануло не только безосновательное упоминание имени советского наркома иностранных дел, но и слово «Советы», которым его страну обозначали преимущественно недруги.

— Что вы говорите! При чем тут Молотов? Это — бутылки с зажигательной смесью! А термин «коктейль Молотова» придуман Геббельсом!

— Это не так! — ответил незнакомец. — Мы, финны, на себе испытали этот ваш «коктейль»! И название придумали мы. Теперь вы сами убиваете друг друга! Но, слава Богу, ваш Ельцин остановил этих бандитов. Он — смелый человек! Теперь коммунистам конец!