Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II - Стивен Кут Страница 53

Законодательная деятельность «Кавалерского парламента» отражала в основном стремление подавить внутреннее сопротивление и свести до минимума силу религиозного нонконформизма. Один довольно комичный эпизод показал, что внутренние церковные распри все еще представляют угрозу миру в стране. Воодушевленный предсмертными выступлениями цареубийц, некто Томас Веннер, лондонский бочар и лидер церковной общины нонконформистов, вознамерился вместе с тремя десятками единомышленников захватить город и установить правление «святых». Система сыска еще не была отлажена должным образом, и в результате арестовали не тех, кого следовало: возникло опасение, что выступление Веннера — лишь часть организованного восстания. Охваченные паникой, власти запретили проведение стихийных митингов и подняли на ноги полицию. В провинции арестовали всех подозреваемых в инакомыслии. Среди них оказалось около пяти тысяч квакеров. Затем наступило некоторое отрезвление. Тайный Совет распорядился прекратить аресты и отпустить большинство квакеров-лондонцев. Атмосфера подозрительности тем не менее сохранялась, Карл не решился уменьшить охрану до обычного уровня, а страна в целом пребывала в страхе перед возможным бунтом.

Напуганные парламентарии поспешно приняли акт, направленный против демонстраций, — он ставил вне закона обращение с петициями, под которыми стояло более двадцати подписей, если на то не было специального разрешения как минимум трех мировых судей; при этом подавать петицию имели право не более десяти человек разом. Подавив эту форму общественного протеста, парламент далее принял так называемый Акт о лицензировании. Направленный против широкого распространения памфлетов, которые в поистине огромном количестве начали появляться после отмены в 1640 году цензуры, он восстанавливал государственный контроль над печатной продукцией. Этот шаг представлялся Карлу особенно важным. Он дважды обращался в парламент с требованием ускорить его принятие, что скорее всего объясняется острой реакцией короля на памфлет (так, во всяком случае, показалось многим читателям), в котором он сам стал объектом едкой критики за неблагодарность по отношению к давним приверженцам.

Затем закон обратил внимание на противников англиканской церкви. Первым ударом стал Акт о корпорациях.

Большие города считались рассадниками протеста, нонконформизм был здесь делом обычным, население политически активно. Многие из таких городов имели самоуправление, осуществляемое выборными органами — корпорациями, в чьей лояльности по отношению к короне и церкви можно было сомневаться. Палата общин готова была немедленно упразднить самоуправление, однако этому воспротивились лорды, полагавшие, что такие перемены нуждаются в непосредственном вмешательстве короля. Это, в свою очередь, не понравилось членам нижней палаты, им вовсе не хотелось, чтобы монарх занимался решением местных проблем. Спор зашел в тупик, выйти из которого удалось лишь благодаря новой редакции акта, отдающей дело на откуп специальным уполномоченным парламентской комиссии. Помимо введения этой надзирающей инстанции, от членов корпораций требовалось дать клятву верности высшей власти, публично осудить «Ковенант», как минимум раз в год принимать участие в церковной службе по англиканскому обряду, а также торжественно заявить о том, что выступление против короны невозможно ни при каких обстоятельствах. Таким образом «Кавалерскому парламенту» удалось убрать с видных постов диссентеров и пресвитериан, не расширяя при этом полномочий короля. Как раз в конфессиональном законодательстве сельская знать англиканского вероисповедания и проявила главным образом свою неуступчивость. Уже на открытии парламентской сессии было принято постановление, по которому все депутаты должны были соблюдать англиканский канон, а полномочия тех, кто отказывался, приостанавливались. Текст «Ковенанта» публично уничтожили руками обыкновенного палача. По Акту о безопасности королевской особы церкви возвращалось положение, которое она занимала до гражданской войны. Ни на что меньшее, чем прежний порядок в его чистой форме, парламентарии не соглашались, и сразу встал вопрос, как его сочетать с желанием короля сохранить добрые отношения с умеренными пресвитерианами. Карл всячески пытался сделать этот вопрос предметом более широкого обсуждения и решить вне стен парламента. Сначала он созвал Савойскую конференцию, затем, после ее провала, Синод — представительную ассамблею церковников. Однако заупрямилось и это возглавляемое Шелдоном собрание; парламент же ни в какую не соглашался принять пресвитерианские предложения, касающиеся текста молитвенника. В конце концов парламентарии безапелляционно заявили, что, если король воспротивится их воле, они могут пересмотреть билль об увеличении его финансового содержания. Шантажу Карл не поддался, но ц попытки найти компромисс оказались тщетными, и первые его шаги, направленные на расширение свободы совести, фактически ни к чему не привели: около 1800 священников потеряли свои приходы. Победа англиканской церкви, и без того убедительная, вскоре стала абсолютной: вновь пробудившиеся в 1664–1665 годах страхи перед возможным восстанием заставили парламент принять Акт о тайных молельнях, возбраняющий встречи в количестве более пяти человек под «любым религиозным предлогом», а затем Пятимильный акт, запрещающий священникам и учителям, не подчиняющимся Акту о единообразии, приближаться менее чем на пять миль к месту, где они ранее проповедовали.

Результатом утверждения законодательных актов в области вероисповедания, широко, хотя и безосновательно известных под названием «Кодекса Кларендона», стали глубокие перемены в английской жизни, сказывавшиеся затем на протяжении не менее двухсот пятидесяти лет. Принятие этих актов означало, что англиканство сделалось средоточием духовного, общественного и политического консерватизма в стране. Английская церковь с ее епископами, священниками и дьяконами сплотилась под сенью единой доктрины и одного и того же молитвенника. Консенсус был достигнут. В то же время верхушка церкви во главе с монархом фактически получила монополию на управление страной. Лишь те, кто разделял ее верования pi ритуалы, мог занимать государственную должность. Таким образом, сложился союз между приходским священником и сквайром, союз, который потом наведет в стране порядок и дисциплину, а также покончит с фанатизмом «святых», жаждущих Нового Иерусалима. По всей стране усадьба и церковь сделались оплотом общественного порядка. Церковь, по крайней мере внешне, восторжествовала над часовней, а деревенская знать — опора англиканства — обрела влияние, от которого по своей воле уже никогда не отказывалась.

Принятие такого рода законов свидетельствовало о неспособности короля справиться с парламентом, падал и его личный престиж. Эйфория первых месяцев Реставрации быстро сменилась горьким разочарованием. Поведение Карла при обсуждении законов, касающихся жизни церкви и дворян-англикан, раздражало людей, а диссентерам не приносило ничего, кроме расстройства. Карл попытался было ослабить эффект новых законов, предложив принять Декларацию о веротерпимости, но натолкнулся на сопротивление палаты лордов. Это лишний раз засвидетельствовало, что возможности короля ограничены, и в то лее время усилило всеобщие сомнения по поводу его истинных религиозных воззрений. «Одобрительные ссылки на римско-католическую церковь многих шокируют», — отмечает Генри Бениет. Человек утонченный и способный, протеже Барбары Палмер, он лишь недавно вошел в круг приближенных Карла и сразу, как отмечают очевидцы, обнаружил умение «усмирять его нрав».