Артемий Волынский - Игорь Курукин Страница 53

Что удалось Волынскому сделать на этом посту? В октябре 1738 года он добился от Сената указа об отмене всех назначенных прежде излишних сборов с приписанных к дворцовым конюшням и заводам крестьян — они должны были, как и прочие крестьяне дворцового ведомства, сверх семигривенной подушной подати платить 40 копеек.

Как мы помним, «комиссия о размножении конских заводов» была закрыта, а работа по их созданию свернута. Однако в 1739 году после окончания Русско-турецкой войны выяснилось, что кавалерия потеряла десятки тысяч лошадей в степных походах. Правительству пришлось проводить особые конские наборы, но качество пополнения оставляло желать лучшего: по свидетельствам иностранцев, случалось, что «драгуны, сходя с коней, валили их на землю». Кирасиры и конногвардейцы в боевых действиях не участвовали, но и для них потребовались массовые закупки лошадей на замену отслуживших.

В сентябре 1739 года Волынский добился издания указа об устройстве на Украине конных заводов на пять тысяч кобыл «лучших и темных шерстей», для которых надлежало закупить 500 немецких жеребцов. Заводы устраивались в каждом казацком полку, но действовали под контролем Конюшенной канцелярии — она могла ревизовать их и требовать предоставления различных ведомостей.

Следом была восстановлена «комиссия о размножении конских заводов» и ее начальник выдвинул новый план выведения лошадиных пород в России — но теперь уже за счет духовенства. Церковь была крупнейшим землевладельцем и обладала 759 тысячами крепостных душ. При архиерейских домах и монастырях существовали свои конные заводы. Волынский еще в 1732 году обратил внимание Бирона на этот потенциал церковных земель и теперь, в условиях финансового дефицита, рассчитывал его использовать. Он представил Анне Иоанновне доклад об устройстве на церковных землях заводов, «собранных из русских кобыл с немецкими жеребцами». Артемий Петрович лично продемонстрировал государыне образцы породы и обещал, что в скором времени русская кавалерия, укомплектованная «так сильными и легкими лошадьми, всеконечно прочих всех в Европе превзойтить может», — он всегда мыслил масштабно.

Проект, утвержденный именным указом от 19 ноября 1739 года, обязывал церковных землевладельцев поставить с каждых ста душ по одной «русской кобыле»; при этом лошади должны были поступать не из хозяйств крестьян, а с заводов и конюшен самих вотчинников. Государство брало на себя покупку за границей дорогих немецких лошадей, но экономило на содержании обслуживающего персонала, поскольку основной уход за животными осуществляли бы монастырские специалисты; содержание лошадей также возлагалось на монастыри — но под контролем особого департамента Конюшенной канцелярии.

Отчасти эти планы были реализованы: новые заводы появились в десяти «малороссийских полках» на Украине (там имелись 4572 лошади «русской и молдавской породы»), полку Конной гвардии и трех кирасирских полках. Однако «виды» правительства на развитие коннозаводства в церковных владениях натолкнулись на сопротивление духовенства. Церковные власти были недовольны новой тяжелой повинностью; возникли и технические трудности, поскольку не у всех обителей имелись свои заводы и пригодные лошади (или средства на их покупку), не все монастырские деревни были расположены в подходящих для коневодства местах, и их владельцы несли бы неравномерные тяготы по устройству и содержанию заводов. Дело затянулось, а после смерти Волынского и самой императрицы правительница Анна Леопольдовна отменила эту реформу по прошениям Святейшего синода.

Артемий Петрович подал еще одно предложение — ввести новый денежный сбор с монастырских крестьян на содержание заводов в размере 40 копеек с души и на получаемые ежегодно 300 тысяч рублей содержать конные заводы при полках на Украине, в Белгородской и Воронежской губерниях. В этом случае предполагалось достичь экономии государственных средств за счет использования труда солдат и полковых коновалов. В своем проекте, изъятом при аресте, Волынский писал и об обязательном учреждении дворянских конных заводов, «чтоб в завод было со 100 душ по кобыле и в сборе на всякой год было по лошади».

Анна Иоанновна не дожила до получения армией первых лошадей с новых конных заводов, созданных по планам Волынского, однако уже функционировавшие позволяли проводить «текущий ремонт» русской кавалерии и просуществовали более десяти лет, после чего были расформированы или переданы в собственность частным лицам. Гораздо труднее оказалось создать новую породу, одновременно сильную и выносливую: существовавшие «деликатные» породы были «больше на парад, нежели к делу способны». Эта проблема сохранялась и при Екатерине II, решить ее удалось лишь с развитием частного коннозаводства.

Но именно при Волынском дело сдвинулось с места, и современники высоко оценивали его начинания. «Когда оный Левенвольд был шталмейстером, тогда общим проектом с обер-камергером фон Бироном да генералом Волынским представили государыне императрице Анне Иоанновне, чтоб в государстве конские заводы размножить, и потому немалое число жеребцов и кобыл куплено в немецких краях и определено по заводам и конские покои по проекту Артемия Петровича Волынского построены. Сим лучший порядок при заводах учрежден, и с 1734 г. повелись в государстве лучшие лошади. Оные Левенвольд, Бирон и Волынский великие были конские охотники и знающие в оной охоте. И с того времени знатные господа граф Николай Федорович Головин, князь Куракин и другие немалым иждивением собственные конские заводы завели, а до сего великая была скудость в России в лучших лошадях верховых и каретных», — одобрял усилия Волынского офицер Измайловского полка Василий Нащокин.

Выше уже говорилось об устройстве Волынским школ при заводах. Но он заботился о квалифицированных кадрах не только в его любимом коннозаводском деле. 13 августа 1739 года на очередном заседании Кабинета министров «его превосходительство Волынский приказал:

1) о выборе из кадетского корпуса к посылке чужестранным дворам к обретающимся тамо российским министрам, тако ж некоторых и для определения в коллегии из таких, которые из русских знатного шляхетства и довольно обучены языкам — латинскому, французскому и немецкому и учили юриспруденцию или гражданскую историю и генеалогию, и чтобы были острого ума, 30 человек, с прописанием — кто способны особливо к политическим и гражданским делам;

2) выбрать из кадетского корпуса, из российского шляхетства, не из знатных фамилий, но чтоб были острого ума и понятны к наукам 30 человек, которые совершенно умеют арифметике, геометрии и рисовать, а при том чтоб и языки иностранные — латинский, французский и немецкий — совершенно умели так, чтоб могли о строениях архитектурных иностранные книги читать и разуметь, и, выбрав оных, представить Еропкину в науку архитектуры, а летами чтоб были не выше 18 лет».

Судя по всему, Артемий Петрович желал возродить петровскую практику посылки за государственный счет юных «пенсионеров» для обучения за границей; примечательно его стремление получить специалистов по части «политических и гражданских дел» с учетом полного отсутствия в стране юридического образования. К сожалению, мы не знаем, что вышло из этих намерений.

Не забывал Артемий Петрович и о своей «охотничьей» должности. В мае 1738 года он подал государыне доклад с перечнем животных и птиц из всех уголков империи, «потребных в зверинцы и менажереи вашего императорского величества»: зубров, диких кошек, лошадей и быков, маралов, леопардов, тигров, фазанов, журавлей с берегов Терека и персидских куропаток. Анна его утвердила, и в губернии были отправлены ее именные указы о доставке в Петербург лосей, оленей и рябчиков из Олонца, диких лошадей и «баранов с витыми рогами» из Сибири, битых («к столу нашему») и живых лосей из Казани, оленей, «диких кошек» и сайгаков из Астрахани. Обер-егермейстер радел и о своих подчиненных — напоминал государыне, что штат охотничьей придворной службы уже давно составлен, но не утвержден, из-за чего егеря не получали жалованья, а собаки корма, и добился выплаты задержанных денег. Затем Кабинет по настоянию Волынского уже сам выделял необходимые средства на жалованье «обер-егермейстерской команде».