В постели с тираном. Книга 2. Опасные связи - Диан Дюкре Страница 53

Когда руководитель иранских спецслужб приносит Хомейни письменный отчет об операции, осуществляемой против него Саддамом, тот реагирует совершенно неожиданным образом: он просто берет листок, на котором написан отчет, переворачивает его и пишет на обратной стороне листка стихотворение. Десять четверостиший весьма мистического содержания – вот и весь ответ Хомейни человеку, спрашивающему у него, какие ответные меры следует принять против Саддама [177].

А вот Саддам Хусейн отнюдь не отличается выдержкой. Он знает, что аятолла, пребывая в Эн-Наджафе, является подстрекателем различных шаек, которые, действуя скрытно, сеют хаос по всему Ирану. Уже более года антишахская оппозиция сплачивается вокруг Хомейни после манифестаций, спровоцированных известием о смерти его сына Мустафы. Эта смерть не только приносит горе матери умершего, но и предоставляет хороший шанс семидесятишестилетнему политику, который видит, что узкая дорога перед ним наконец начала расширяться. Толпа сделала из Мустафы мученика, а из Хомейни – лидера «партизанской войны», которая началась в иранских городах.

Месяцем раньше, 19 августа, в фешенебельном кинотеатре «Рекс» богатого нефтяного города Абадан демонстрируют документальный фильм, посвященный шаху, а затем – художественный фильм, снятый популярным в те времена иранским кинорежиссером. Зрители – а их тысяча человек – посреди сеанса замечают, что в здании начался пожар, распространяющийся с молниеносной скоростью. Буквально через несколько секунд весь зал охвачен пламенем. Все бросаются к выходу, однако, к своему ужасу, обнаруживают, что все заперто. Вышибить двери не удается. Пожарные, которых поставили в известность о бедствии с некоторым опозданием, через пятнадцать минут приезжают на место, но ничего не могут сделать: в водопроводах Абадана нет воды, поскольку все рабочие системы водопроводов объявили по указанию Хомейни забастовку. Наконец пожарные пробиваются в пылающее здание, но спасти удается только половину зрителей: в пожаре гибнут 477 человек. Через несколько часов после несчастья Хомейни публикует коммюнике: «В этом бесчеловечном и противоречащем законам ислама акте, конечно, нельзя обвинять противников шаха. А уже появились кое-какие признаки того, что в этом злодеянии могут обвинить исламское движение». Существующие в Иране и противоборствующие друг с другом революционные движения всячески пытаются снять с себя подозрения и свалить вину на своих соперников. Подозрение падает прежде всего на Хомейни. Тот защищается и оправдывается так яростно, что даже начинает обвинять в этом поджоге официальные власти. Коммунистическая партия Ирана использует данное обвинение для того, чтобы присоединиться к Хомейни, намереваясь воспользоваться в своих целях назревающей в стране нестабильностью.

Однако уже в самом начале расследования выяснится, кто на самом деле виноват в трагедии. По заявлениям следователей, поджог кинотеатра был задуман в маленьком тихом домике, в котором живут в Эн-Наджафе Рухолла и Хадижа. Джавад Бишетаб, иранец, живущий в изгнании во Франции, рассказывает, как все происходило: по его словам, аятолла Джами из Абадана должен был доставить три бидона с керосином, которые затем надлежало поджечь троим его подручным, слившимся с толпой. Аятолле также помогал еще один человек: он должен был запереть двери снаружи, обрекая на гибель в огне не только обычных кинозрителей, но и своих сообщников [178].

Мохсен Резайи, возглавлявший Корпус стражей исламской революции, объясняет, почему именно кинотеатр «Рекс» стал объектом нападения: «Движение исламского толка принципиально несовместимо с местами разврата – такими как кабаре, танцплощадки, кинотеатры, банки, магазины, в которых продают продукцию порнографического характера, – и вообще со всеми проявлениями загнивающей западной цивилизации. Именно по этой причине во многих кинотеатрах были совершены поджоги» [179]. Цель данного поджога, чем-то напоминающего поджог Рейхстага, была достигнута: был посеян хаос, а вину за преступление возложили на шаха.

Нападения на символы загнивающей западной цивилизации принимают совершенно неожиданные формы: в Тегеране небольшие группы боевиков на мотоциклах, «мотоциклистов Аллаха», которые, чтобы узнавать друг друга, носят зеленые нарукавные повязки, совершают тщательно подготовленные, разрушительные и непредсказуемые налеты на банки и государственные учреждения. Однако тактика, которую пытается использовать Хомейни, не всегда столь примитивна и отчаянна. Аятолла рассчитывает привлечь все население к своей борьбе в той или иной форме.

Его замысел прост: чтобы не угодить в лапы органов охраны правопорядка, его боевики не должны вступать с полицией в прямое противостояние. Более разумно – выставлять перед собой «заслон» из женщин, детей и стариков, чтобы полицейские поневоле сталкивались с трудным выбором: или стрелять в беззащитных людей, или вообще не предпринимать никаких действий. Настоящие боевики в этом случае будут действовать под «прикрытием», в результате чего эффективность действий повысится. «Смерть ребенка приобретает особое значение. Она разоблачает истинную сущность этого сионистского режима», – заявляет Хомейни. Он призывает женщин выйти из домов и внести свою лепту в освобождение страны. Однако когда они с чрезмерным рвением устраивают демонстрации в защиту своей свободы и своих прав, боевики Хомейни без колебаний набрасываются на них и обезображивают их лица при помощи лезвий и кислоты [180].

Предложение Саддама поступает к шаху слишком поздно: он понимает, что общественное мнение отныне на стороне Хомейни, а потому не может дать согласие на его физическое устранение. В ходе переговоров в конце концов достигается компромисс: иракское правительство изгонит ставшую опасной «акулу» за пределы страны.

За несколько месяцев Хомейни стал главным врагом существующего в Иране режима. Верная Рухолле Хадижа, однако, знает его только как заботливого мужа, который сам встает ночью, чтобы потушить свет в гостиной, который забыли выключить, вместо того чтобы заставить жену. Она с беззаветной преданностью заботится о нем уже пятьдесят лет, а теперь ей приходится стать для него медсестрой: состояние здоровья Хомейни за время его пребывания в Ираке ухудшилось, и она боится, что его постепенно слабеющее сердце не выдержит такого напряженного ритма жизни. Она мало что знает о политических авантюрах аятоллы, а ведь именно политика их и разлучит.

Парижские каникулы

Прошло несколько недель с момента, как Рухолла улетел в Париж вместе со своим телохранителем и сыном Ахмадом. Хадижа остается одна в Эн-Наджафе, к которому она питает отвращение. К тому же отсюда она защитить своего мужа не может. Никогда расстояние между ними не было таким огромным. Их разлука усугубляется еще и тем, что Рухолла категорически отказывается пользоваться телефоном. Они попрощались друг с другом 12 октября 1978 года. Несколькими часами позже он приземлился во французской столице, а затем проехал весь путь от аэропорта до Кашана с опущенными глазами, чтобы не осквернить себя лицезрением окружающей его развращенности. Кашан, ничем не примечательный маленький городок, был выбран комитетом по встрече Хомейни, возглавляемым Абольхасаном Банисадром – иранским интеллектуалом, учащимся в Сорбонне. «К приезду Хомейни один из друзей освободил свою квартиру в Кашане. Однако через четыре дня после того, как Хомейни в ней обосновался, его сын Ахмад пришел ко мне и сказал, что аятолла хочет переехать в какой-нибудь особняк, так как желает, чтобы к нему приехала его жена» [181].