Пророчество Корана - Хесус Маэсо де ла Торре Страница 53

— То есть вам это все не внове и я вовсе не нашел какие-то конкретные следы?

С сомнением в голосе и не без скептицизма советник ответил:

— А вы в это серьезно верите, сеньор Фортун? Давайте будем осторожны, потому что вытащить даже один том из этого места отнюдь не представляется легкой задачей. Однако у меня все-таки есть сомнения на этот счет, что меня и беспокоит. Вы не могли броситься в одиночку на эти поиски. Кто-то ведь дал вам эти сведения, кто-то воодушевил на это дело? Извините за нескромный вопрос.

Яго отрицательно покачал головой, помня обещание молчать:

— Мой язык связан клятвенным словом, магистр. Могу вам сказать лишь, что решение о поисках было принято лицами учеными и богобоязненными, их имена я не могу назвать, они хотят найти известную священную книгу, Коран, исключительный и сокровенный экземпляр которого был схоронен где-то поблизости и, вполне вероятно, навсегда утерян.

— Значит, вы ищете Коран аль-Мутамида? Рассказывают, что это уникальный памятник каллиграфического искусства и что его иллюстрации не имеют аналогов в исламской культуре. Но тогда нам следует действовать спокойно и осмотрительно, — произнес его собеседник. — Потому что тут легко превратиться в проводников тайных учений Платона или Диос-корида, а также в пособников арабов и иудеев, а то и в посмешище для тех, кто не прочь поддержать наши искания для того, чтобы нас же стереть в порошок, хотя бы мы и не пошли дальше предположений. Так что давайте объединим наши усилия, друг мой Яго.

Дружеское предложение поколебало уверенность молодого человека, но он решился спросить:

— Как вы думаете, что означает эта странная рука, которую видел слуга, это разве не неопровержимое свидетельство?

Тут Церцер неожиданно отстранил бокал с вином. Его живые глазки зажглись и заискрились, он не смог сдержаться и разразился словами:

— Это, конечно, рука, или исламская Хамса, и это меня не удивляет. Речь идет о символе защиты, принятом преимущественно арабскими учеными и алхимиками. — Тон его стал загадочным. — Его называют «рука Фатимы» и применяют в качестве амулета в священных местах, чтобы оградить таким образом имущество или духовные сокровища. В этом у меня нет ни малейшего сомнения, Яго. Но ведь столько лет светлейшие умы искали и не могли найти клад Дар ас-Суры, и вот теперь какая-то детская уловка или простая удача — и мы, возможно, на верном пути.

Яго с нескрываемым удивлением наблюдал за оживившимся советником. Он заставил себя улыбнуться и вперил взгляд в лучезарные голубые глаза Церцера, который улыбался уже дружески и успокоительно.

— Видимо, Всевышнему было угодно, советник, и так было записано в книге наших судеб, что мы станем неким орудием в Его руках в поисках таинственной книги, — согласился молодой человек. — Что ж, рискнем, бросим вызов темноте.

— Завидую вашей решительности, сеньор Яго, но все это только догадки, предположения.

— Но они станут нашей тайной задачей, и я рад вашему участию.

— Итак, вы понимаете, что дело рискованное, — сказал Церцер. — Донья Мария теперь самая могущественная персона в королевстве, более, чем дон Педро, и она не позволит нам так просто проявлять излишнее любопытство перед ее монаршим носом. Кроме того, эта ясновидица Гиомар занимается своими делишками за спиной королевской особы, так что она знает больше, чем это выказывает.

Яго, подумав об их дружбе и взаимной тяге к знаниям, сказал:

— То, что случай свел нас на этой дороге, будет нашим общим секретом и самым увлекательным предприятием, которое мы только могли представить. Вперед, к неизвестности!

Советник с несказанным интересом и безмерной радостью признался:

— Разумеется, Яго, меня это увлекает. Чувствую, что это приключение увенчает пустоту моего неприкаянного существования и стряхнет с меня летаргию и апатию.

Это искреннее признание советника положило конец колебаниям Яго. Его доверие к этому иудею, вообще, судя по всему, мало во что верящему, со временем все больше росло.

Волна удушливого зноя ударила им в лица, когда они вышли на улицу, обсуждая планы и взвешивая риск. Мог он теперь сказать себе, что приступил к выполнению обещания, данного Субаиде? Перед глазами невольно всплыла картинка из индийского трактата о любви, а еще книга, найденная им в подвале, и странный номер на ней. «Тринадцать. Необычное название, необычный номер. Что за этим стоит?»

* * *

Он серьезно задумался, без особого энтузиазма, но с пылкой надеждой, что с помощью советника, известного знатока Востока, мог бы установить происхождение той или иной найденной книги; размечтался о том, как бы обрадовалась назарийка счастливой и случайной находке, и это привело его в состояние умиротворения. Однако когда он, расставшись с Церцером, уже подходил к усадьбе Ортегильи, то увидел, что его нетерпеливо поджидает хмурый слуга адмирала Тенорио в ливрее с гербом поверх камзола. Сердце дрогнуло, и он испуганно замер. Верховой передал ему короткое сообщение, отказавшись сказать что-либо еще:

— Мой сеньор Фортун, принцесса Субаида просит вас приехать в загородный дом, и как можно быстрее.

Тревожная мысль пронзила Яго, будто разящая вспышка, настоящая паника сбила с толку, он одеревенел. Не говоря ни слова, он прошел в спальню, обработал себя асептическим окуривателем, надел камзол, штаны и сапоги для верховой езды, взял сумку с инструментами и снадобьями. Взнуздал своего бургундского коня, и они, проскочив мост в Триане, углубились в фиговые сады и плантации Альхарафе, где высился загородный дом семьи Тенорио. В воздухе висел горький запах маслобоен, а в душе его зрели недобрые предчувствия. Почему такая срочность, отчего посыльный избегает его вопросов? Беспощадная чумная болезнь ворвалась в дом адмирала и слуга боится заранее его огорчить?

Тревога поднималась в его душе. Потерять самых дорогих существ в разгар этой страшной эпидемии было бы для него сокрушительным и непереносимым ударом. Он не оглядывался на город, который задыхался позади от собственного зловония; его взгляд привлек серый дым, выделявшийся на вечернем лиловом небосводе. Пришпорив коня, он перешел на быстрый галоп.