Волки и волчицы - Андрей Ветер Страница 53

— Не кричи, не кричи же!

— Я хочу, чтобы ты услышал меня!

— Замолчи! — он коротко шлёпнул её ладонью по щеке. — Не выношу крика!

С минуту девушка стояла неподвижно посреди комнаты. Затем она отступила от Кирсанова на шаг и медленно подняла на него глаза.

— Ты псих, — прошипела она, — ты просто псих… И кобель!

Последнее слово прозвучало так хлёстко, что Алексею почудилось, будто Наташа с силой плюнула ему в лицо.

— Видеть тебя не желаю, — добавила она и быстро направилась к выходу.

Кирсанов услышал, как звякнули ключи о полированную поверхность тумбочки, скользнули по ней и стукнулись о зеркало на стене. Затем громко хлопнула дверь.

— Да пошла ты! — проворчал Алексей с горечью.

В эту минуту он был зол на себя, зол на Наташу, зол на весь мир. Всё произошло — хуже быть не может.

— Ну не хотел я ссориться с ней! — крикнул он и стукнул кулаком по стене. — Чёрт! Не хотел! Не хотел! Зачем же всё так получилось? Наташа!

Никто не отозвался.

Он закрыл глаза, постоял недолго, затем побрёл в спальню. Подошел к кровати, медленно обвёл взглядом скомканную простыню, и глаза его остановились на кружевном комочке женских трусиков. Он протянул руку, подобрал трусики, подбросил на ладони, потеребил пальцами, словно убеждая себя в их реальности, затем быстро встал, подошёл к окну и выбросил их на улицу.

— Пропадите вы пропадом с вашими женскими штучками!..

Вечером объявился Васнецов.

— Андрей! — закричал Кирсанов, открывая входную дверь и впуская приятеля в квартиру.

— Привет ещё раз. Что-то у тебя рожа немного не того…

— Да тут, понимаешь, Наталья накрыла меня с Валентиной твоей.

— Застукала? А вы, стало быть, развлекались? — казалось, Васнецов ничуть не удивился. — Ну, ну, забавно… А я, собственно, заехал, чтобы книжку записную забрать.

— Какую книжку?

— Мою. Где-то я выложил её, а вспомнить не могу, — Васнецов растерянно обвёл взглядом комнату, вспоминая, где он сидел утром.

— А что в книжке-то?

— Пометки по сценарию… А ты по-прежнему ничего заранее не расписываешь? Всё в голове держишь?

— Да, — Кирсанов кивнул.

— Скажи, а как ты на Рим вдруг выбрался? Ты же никогда не интересовался античным миром.

— Ох, Андрюха, это история непростая. Тут всему виной мои сны, — Кирсанов поставил на стол бутылку коньяка и две рюмки.

— Сны?

— Да, — кивнул Алексей и наполнил рюмки. — Скажи мне, Андрей, ты веришь в реинкарнацию? — спросил вдруг Кирсанов.

— Пожалуй, верю. Как в хорошую, обнадёживающую сказку, — ответил Васнецов.

— То есть ты допускаешь, что уже жил раньше?

— Допускаю, хотя есть в этом изрядная доля лукавства, что ли… Такое, знаешь ли, заигрывание с собственными страхами и сомнениями по поводу смысла жизни.

— Не понимаю.

— Я более чем уверен, что уже не раз жил на Земле, а может, и ещё где-нибудь. Но вера вере рознь. Ведь ничто в моей жизни не изменится от того, что я вдруг узнаю, что жил когда-то в Древнем Вавилоне или при дворе короля Артура. Не изменится ничего и после того, как мне кто-нибудь изложит в деталях одну из моих прошлых жизней. Всё равно та жизнь останется для меня чужой, как если бы прочитал книгу или посмотрел качественно слепленный фильм… Вообще-то я думаю, что большинство людей обращается к теософии из-за скуки или неврастении. Их психика требует развлечений. Книги, кино и театры перестают удовлетворять их, поэтому они ищут откровений в иных сферах. А что можно найти более таинственного и более недоказуемого, чем жизнь после жизни или переселение душ? Но я думаю, что мы каждый день сталкиваемся с миниатюрными моделями самых таинственных процессов. Они перед нами, и мы не обращаем на них внимание!

— Например?

— Каждый день мы засыпаем и просыпаемся. Это модель смерти и возрождения, модель той самой реинкарнации, если таковая вообще есть.

— Но ведь мы помним вчерашний день. А прошлую жизнь я не помню, — Кирсанов глотнул коньяка.

— Чем глубже в детство ты попытаешься окунуться, тем меньше ты получишь действительно ясных воспоминаний. Попробуй, отмотай обратно киноплёнку твоей жизни. А уж от грудного возраста у тебя и вовсе нет воспоминаний. Почему? Разве ты не жил тогда? Разве не было у тебя мозга, глаз, чувств?

— Иногда ко мне приходят внезапные… как бы вспышки из детства. Какие-то обрывки сцен, ощущений…

— Вот именно, что вспышки. А разве не случается таких же вспышек, абсолютно не связанных с твоей нынешней жизнью? У меня бывает. Войдёшь иногда в старинный дом, и что-то словно ужалит, мелькнёт какая-то искорка. Кажется, вот-вот откроется перед глазами нечто цельное. Но нет, только намёк, очень неясный намёк… Я думаю, что это и есть голос оттуда, из прошлого.

— Пожалуй.

— Я думаю, что вспомнить наше прошлое мы должны ради чего-то, а не просто для удовольствия. Вынести нам надо что-то существенное, осознать какой-то очень важный для нас вопрос, главнейший, может быть, вопрос жизни, этой жизни. Но кто подскажет? Есть ли такие люди?

Кирсанов сразу подумал о Николае Яковлевиче и хотел было рассказать о нём Васнецову, но сдержался.

— И в конце концов, — продолжил Васнецов, добродушно посмеиваясь, — ну, допустим, ты обнаружишь истину. Что дальше? Знаешь ты свои былые воплощения или не знаешь — в том ли дело? Мне кажется, надо всё-таки заниматься только сегодняшним днём.

* * *

На студию Алексей Кирсанов пришёл лишь к обеду. Никаких встреч он не планировал, намеревался заняться просмотром материалов для телевизионной версии «Вечного Города». Работу эту он рассматривал как чисто техническую, не имеющую отношения к творчеству — эротические сцены следовало подрезать, а батальные расширить. Кроме того, он согласился смонтировать и вставить в телевизионную версию эпизоды, не вошедшие по ряду причин в киноверсию. Эти эпизоды теперь жгли Кирсанову душу, как раскалённые щипцы в руках инквизитора жгут плоть истязаемого им человека. Алексей уже не раз проклял себя за то, что не обратил внимание на этот пункт контракта — использовать в телевизионном варианте все материалы, не вошедшие в фильм.

— Эта версия погубит «Вечный Город», — жаловался он брату.

— Наплюй, — спокойно отвечал Михаил. — Пусть этот вопрос волнует Гусейнова. Денежный Мешок хочет набить карманы потуже. Твой фильм уже состоялся, а телевизионный вариант — это баловство для любителей длиннот. Хотят они разглядывать трупы десять минут, а не три, как было в фильме, — пусть разглядывают. Хотят смаковать пожары, кровопролития — да чёрт с ними.

— Легко тебе говорить. А ты подумай, каких сил мне стоит воткнуть в фильм то, что кажется мне неудачным… Ох, как же всё это нелепо! Может, ну его? Может, бросить всё?