Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира - Грегори Кларк Страница 52

Такие же высокие процентные ставки были и в средневековой Индии. Индуистские своды законов I–IX веков н. э. разрешают ставки в 15 % от номинальной суммы кредита под залог недвижимости и в 24–30 % для кредитов под личное поручительство. В записях, фиксирующих пожертвования южно-индийским храмам в X веке н. э., обычно фигурирует норма прибыли в 15 % от вложений ^[203]. Прибыль от подобных вложений храмовых капиталов в южной Индии в 1535–1547 годах по-прежнему составляла не менее 10 %, значительно превышая европейские процентные ставки того времени. Храм Тирупати в эпоху Виджаянагарской империи инвестировал средства в ирригационные сооружения при норме прибыли в 10 %. Но поскольку храм в среднем собирал лишь 63 % ренты от орошаемых земель, то общественная отдача от этих инвестиций достигала 16 % ^[204].

При этом процентные ставки в древнейших аграрных экономиках были еще выше. В Шумере, предшественнике древней Вавилонии, существовавшем в 3000–1900 годы до н. э., займы серебром (в противоположность займам зерном) выдавались по ставкам в 20–25 %. В Вавилонии в 1900-732 годах до н. э. обычная норма прибыли от кредитов, выдаваемых серебром, составляла 10–25 % ^[205]. В VI веке до н. э. средняя ставка для нескольких типов кредитов в Вавилонии равнялась 16–20 %, несмотря на то что эти кредиты обычно выдавались под залог домов и другой собственности. В судах Османской империи в XVI веке разбирались дела по кредитам, выдававшимся по ставкам в 10–20 % ^[206].

При рассмотрении сообществ собирателей нам приходится использовать более косвенные данные о норме прибыли. В таких сообществах не существует явных рынков капитала, а выдача кредитов может быть сопряжена со значительным риском их невозврата в силу отсутствия фиксированных активов, которые могли бы служить обеспечением. Однако важным элементом, обусловливающим существование процентных ставок в любом обществе, является поведение, называемое временным предпочтением. Под этим понятием подразумевается всего лишь то, что при прочих равных условиях люди отдают предпочтение потреблению в настоящий момент, а не потреблению в более или менее отдаленном будущем. Норма временного предпочтения показывает силу этого предпочтения. Это процент, на который объем потребления в следующий хороший год должен быть выше потребления в этом году, чтобы людям было безразлично, потреблять им сейчас или в будущем.

Норма временного предпочтения очень высока у маленьких детей и снижается по мере их взросления. Эксперименты показывают, что норма временного предпочтения у 6-летних американцев составляет порядка 3 % в день — то есть они согласятся потерпеть с получением вознаграждения лишь в том случае, если им пообещают эквивалент процентной ставки в размере не менее 3 % в день или месячную процентную ставку в размере 150 % ^[207]. Кроме того, норма временного предпочтения может сильно варьироваться в пределах одного общества. У бедных и малообразованных она выше. В Калифорнии дети дошкольного возраста, отличавшиеся более высокой нормой временного предпочтения, впоследствии демонстрировали невысокую академическую успеваемость и получали более низкие оценки при сдаче теста SAT ^[208].

В антропологии существуют методы оценки нормы временного предпочтения в дорыночных сообществах. Например, с этой целью изучается относительное вознаграждение за виды деятельности, приносящие плоды в различные моменты времени в будущем: скажем, вознаграждение за поиск съедобных клубней или за рыбалку будет немедленным, устройство ловушки для зверя принесет вознаграждение лишь через несколько дней, расчистка участка и его засев — через несколько месяцев, а разведение скота — через несколько лет.

Так, недавнее исследование мадагаскарского племени микеа, занимающегося собирательством и земледелием, позволило выяснить, что типичная семья микеа засеивает менее половины земельного участка, необходимого ей для пропитания. При этом выращивание кукурузы подсечно-огневым способом обеспечивает колоссальную отдачу. Обычный урожай приносит как минимум 74 тыс. килокалорий на один час работы. С другой стороны, поиск съедобных корней обеспечивает среднюю отдачу всего в 1800 килокалорий в час. Несмотря на это, значительную часть своего рациона микеа добывают путем собирательства, на которое уходит большая часть их времени. Следовательно, у микеа наблюдается чрезвычайно высокая норма временного предпочтения ^[209]. По утверждению Джеймса Вудберна, такой же низкий интерес к выгоде в будущем свойствен и танзанийским хадза: «Собирая плоды, они для облегчения работы нередко срезают ветви с деревьев, не заботясь о том, что сокращают будущий урожай» ^[210]. Даже ближайшее будущее мало что для них значит. Бразильские пираха еще более безразличны к будущему вознаграждению. Дэниэл Эверетт, антрополог-лингвист, в течение многих лет изучавший язык и культуру пираха, пришел к выводу о том, что будущие события и прибыли их почти совершенно не интересуют ^[211].

В ЧЕМ ПРИЧИНА СНИЖЕНИЯ ПРОЦЕНТНЫХ СТАВОК?

Реальную норму прибыли r можно представить как состоящую из трех элементов: нормы временного предпочтения р, премии за риск непогашения долга d и премии, связанной с ростом общих ожидаемых доходов от года к году, Ψ_gy. Таким образом,

r = p + d + Ψ_gy .

Существование временного предпочтения в потреблении невозможно вывести из допущения о рациональном действии. Собственно, некоторые экономисты полагают, что временное предпочтение представляет собой систематическое отклонение человеческой психологии от рационального курса, который не допускает абсолютного временного предпочтения. Экономисты полагали, что норма временного предпочтения встроена в человеческую психику, будучи жестко заданной на ранних этапах эволюционного процесса ^[212].

«Премия роста», заложенная в процентной ставке, отражает в себе тот факт, что если все доходы растут, то людей становится труднее уговорить дать в долг и отсрочить потребление. Предположим, все знают, что в течение 20 лет их доходы удвоятся, что наблюдалось в ряде современных экономик. В таком случае все предпочтут брать в долг, рассчитывая на будущие доходы, и повысить нынешний уровень потребления, вместо того чтобы экономить деньги, будучи бедными, и тратить, став богатыми. Только если процентные ставки сильно поднимутся, мы сможем убедить достаточное число людей не потреблять, а экономить. Поскольку устойчивый рост доходов наблюдался в экономике лишь после 1800 года, эффект дохода подразумевает повышение процентных ставок при переходе от мальтузианской к современной экономике — повышение, которого мы, естественно, не наблюдаем. Высокие процентные ставки должны быть у нас, а не в Англии мальтузианского времени.