Стальной век. Социальная история советского общества - Вадим Дамье Страница 52

Аграрная политика ВКП (б) предусматривала, по существу, изменение социальной структуры деревни. После гражданской войны земля оказалась в распоряжении крестьянских общин и была разделена между семьями по числу «едоков». Однако такой порядок вещей не устраивал большевиков, считавших большинство крестьянства «мелкособственническим элементом». Прежде всего, основная масса хозяйств крестьян-общинников была малотоварной; они вели полунатуральную экономическую жизнь, производя, в первую очередь, для собственных нужд и сведя производство товарных излишков к минимуму, необходимому для покупки продуктов городской промышленности. Из таких хозяйственных единиц было крайне трудно «выжать» растущее количество хлеба как для нужд города, так и для продажи за рубеж, на валюту, которую затем можно было бы использовать для целей индустриализации. К тому же община как устойчивый социальный механизм стойко сопротивлялась организованному нажиму со стороны государства. Наконец, не разложив ее, нельзя было «высвободить» то количество рабочих рук, которое потребовалось бы для широкомасштабной индустриализации. Экономисты рассчитывали, что 15 % сельского населения является «избыточным». Вот почему все фракции большевистской партии были настроены резко враждебно по отношению к общине. Разногласия между ними касались лишь вопроса, каким образом ее можно ослабить и разрушить: «левые» (последователи Троцкого) предпочитали форсировать внутреннее социальное расслоение за счет привилегий «беднякам» и расширения сектора государственных и «коллективных» хозяйств, «правые» (сторонники Бухарина — Рыкова) делали ставку на рост крупных индивидуальных (но, на практике, зачастую использовавших наемный труд — т. е. частно-капиталистических, фермерских) хозяйств, ориентированных на рыночное производство и извлечение прибыли, которые в будущем могли бы стать основой всей аграрной отрасли страны.

Первоначально преобладание получила вторая линия, которая в известной мере продолжала столыпинский курс. В начале 1920-х годов был значительно ограничены традиционные переделы общинной земли между крестьянскими семьями «по едокам». Тем самым был существенно ослаблен общинный механизм «социального выравнивания» и сделан важный шаг на пути концентрации собственности в деревне. В 1925 году без большого шума власти отменили важнейшее положение «Декрета о земле», допустив аренду земли и использование наемного труда в сельском хозяйстве.

Налоги на крестьян росли. Кроме того, они обязаны были сдавать значительную часть произведенной ими продукции государству по ценам ниже рыночных, чтобы власти могли обеспечивать продовольствием города. Понятно, что многие крестьяне были недовольны этой процедурой и укрывали хлеб. Поэтому с 1926 года государственные планы заготовки зерна систематически не выполнялись. Кроме того, зачастую крестьянам было невыгодно продавать хлеб даже по свободным рыночным ценам, поскольку завышенные, монопольные цены на изделия городской промышленности побуждали крестьян все болынё ориентироваться на самообеспечение и вообще избегать товарообмена с городом. Ставка на богатые хозяйства фермерского типа себя не оправдала. Они требовали более выгодных для себя условий продажи и более льготного ценового режима. Если «кулак» «скрывал свой хлеб, — справедливо замечал Троцкий, — то потому, что торговая сделка оказывалась невыгодной» ²³⁶. Основная же масса общинных хозяйств не могла восполнить недостаток товарного хлеба, даже если бы пожелала этого. Структурные проблемы аграрного сектора становились неразрешимыми.

Ситуация должна была рано или поздно взорваться. Непосредственным толчком к этому послужил кризис со снабжением городов хлебом, возникший осенью 1927 года. Власти грубо просчитались, переоценив урожай зерна и установив крайне низкие закупочные цены, которые зачастую были ниже себестоимости производства. За несдачу зерна снова вводились конфискации и тюремное заключение. В 1928 году морозы уничтожили значительную часть осенней рассады, восполнить ущерб было нечем, поскольку государство успело реквизировать запасы. Горожане снова занялись на свой страх и риск меновой торговлей с деревней, минуя контроль властей. Ответом «сверху» стали новые принудительные меры и конфискации. Весной 1929 года государство снова потребовало сдать ему последние резервы запасов зерна, чем еще больше обострило ситуацию.

297

Для каждой деревни были введены обязательные твердые нормы сдачи, как в период «военного коммунизма».