Милорадович - Александр Бондаренко Страница 52

«Только под Аустерлицем магическое влияние Милорадовича на солдат оказалось бессильным перед внезапностью удара и превосходством неприятельских сил на Праценских высотах» ^[635].

Итак, колонна разбита, все бегут, что делать?! Михаил Андреевич принял единственно верное решение, так что граф Ланжерон совершенно несправедлив в оценке его действий: «Милорадович… чувствовал свою ошибку и сделал все, что надо было, чтобы выказаться перед императором. Он был на великолепной скаковой английской лошади, скакал галопом по фронту; ездил взад и вперед под градом пуль и снарядов самым смелым образом; он кричал, клялся, ругал солдат и держался все время между ними и противником. Император был убежден более чем когда-либо, что Милорадович герой» ^[636].

Да, так оно и есть: не проявив полководческого таланта, Михаил Андреевич показал себя отважным командиром, и его последующие действия упрека не вызывают.

«Французы могли сосредоточить огонь своей артиллерии против нравственно уже расшатанной пехоты 4-й колонны. Милорадович, беззаботный до преступности вне боя, но незаменимый в бою, понял, что войска, не двигаясь с места, не устоят, и потому по завету Суворова повел контратаку. Французы остановились, развернули батальоны, встретили Милорадовича батальным огнем, а затем бросились в штыки» ^[637].

«Тут началось с четырьмя полками, имеющими под ружьем всего до 5 тысяч человек, и двумя австрийскими батальонами против 28 тысяч неприятеля (что потом известно было) самое упорное невероятное сражение, в коем Малороссийской гренадерский полк и Апшеронского мушкетерского полка гренадерский батальон два раза шли на штыки и сей последний под предводительством капитана Морозова отбил было два орудия» ^[638], — писал затем сам Михаил Андреевич в рапорте.

«Желая удержать неприятеля, Милорадович повел в дело десять русских батальонов, в том числе весь Малороссийский полк, но, после невероятных усилий, они были смяты… В то время как наши бились у Працена, генерал Берг взял из рук подпрапорщика одно из знамен своего полка и долго удерживал натиски французов. Бывшие подле Берга офицеры, в том числе адъютант его, пали, убитые или раненые. Пришед в изнеможение, он велел водить себя под руки и убеждал гренадеров стоять твердо, пока не получил две сильные контузии от ядер в левую ногу, за пятнадцать лет перед тем простреленную шведской картечью. Он упал почти замертво и был взят в плен» ^[639].

«К вечеру генерал Милорадович, под картечными выстрелами собрав рассеянную свою колонну, повел оную в Аустерлиц для приема патронов, которые все уже были расстреляны. Говорят, что против сей четвертой колонны, состоявшей не более как из 4 тысяч, французов было более 10 тысяч и сам Бонапарте, ибо он желал пробиться сквозь середину. Наиболее отражали мы неприятеля штыками, и хотя были весьма расстроены, однако ж удерживали место почти чрез целый день» ^[640].

«Милорадович, подкрепленный конницей князя Лихтенштейна и артиллерией российской гвардии, упорно отстаивал последнюю позицию у Аустерлица, пред лицом императора Александра. "Бог мой! — кричал он солдатам. — Гуще огня, ребята! Государь на вас смотрит!"» ^[641]

«Наши войска отступали в беспорядке по всем направлениям; не прерывался бой лишь в отряде князя Багратиона и в 4-й колонне Милорадовича, стоявшей впереди Аустерлица и прикрывавшей общее отступление. Апшеронский, Смоленский и Малороссийский полки целый день находились в бою и в конце сражения явились единственными оставшимися на поле боя русскими войсковыми частями… Император Александр I оставил Милорадовича впереди Аустерлица, а всем остальным войскам повелел идти к деревне Годьежицу. Поздно ночью к позиции Милорадовича подошел с отрядом князь Багратион» ^[642].

Все же граф Ланжерон придерживается своей точки зрения: «Если бы император имел в то время военный опыт, который он приобрел с тех пор, он увидал бы, что один Милорадович был причиной подобной катастрофы, отнял бы у него после сражения командование и предал бы суду: нельзя было быть более виноватым, чем он. Но вышло наоборот: Милорадович попал в большую милость, чем когда-либо… Государь не желал все-таки слишком шокировать общественное мнение, давая ему награду. Отговорились тем, что он был произведен вне правил в генерал-лейтенанты и что этого довольно» ^[643].

Думается, граф Александр Федорович не совсем прав. Вряд ли царь был столь наивен, чтобы не разглядеть главного виновника поражения. Да и в излишнем либерализме его вряд ли можно упрекнуть. Например, вернувшийся из французского плена генерал-лейтенант Пржибышевский, был разжалован в рядовые. Причем, по мнению того же Ланжерона, — не совсем справедливо.

Но, как бы там ни было, сражение было проиграно — и в том, думается, есть доля вины каждого из военачальников.

«В союзных войсках не было больше ни полков, ни главного корпуса; это были просто толпы, бежавшие в беспорядке, грабившие и тем еще больше увеличивавшие безотрадность этого зрелища. Я хотел соединить обоих императоров в одном месте, чтобы лучше обеспечить их безопасность, но это мне не удалось. Император Франц брел своей дорогой, поручая мне иногда передать от его имени утешение Александру. Оно заключалось всегда в одном и том же: он уверял нас, что уже переживал подобного рода несчастья, и, хотя в данный момент зло обрушивалось непосредственно на него, он все же далеко не терял надежд» ^[644].

Людям свойственно не признавать своих ошибок, винить во всем кого-либо другого или обстоятельства. Венценосные особы в этом плане исключением не являются. «Александр I говорил об итогах 1805 года: "Я сделал все, что зависело от сил человеческих. Если бы Макк не растерял армии под Ульмом, если бы король прусский объявил немедленно войну Наполеону, после нарушения французами нейтралитета его, если бы король шведский не затруднял движения войск на севере, англичане пришли вовремя на театр войны, и вообще Лондонский двор оказал более деятельности с той минуты, когда ему нечего было опасаться высадки французов, мы удержали бы Бонапарте, не дозволили бы ему сосредоточить против нас все силы его, и дела приняли бы другой оборот"» ^[645]. Если бы… если бы…