Гибель богов в эпоху Огня и Камня - Игнатиус Доннелли Страница 51

Племя алгонкинов считает, что существовал другой мир, другая Земля, «которая предшествовала нашей, но в которой не было света и людей. Этот мир был затоплен, когда одно из озер вышло из своих берегов» (Powers, MS «Рото»; Bancroft, «Native Races», vol. Ill, p. 86).

В древнем мире повсеместно существовала вера в великие циклы, каждый из которых оканчивался колоссальной катастрофой.

Отсюда возникла вера в природные эпохи, которые у древних философов превратились в «циклы» стоиков и «великие дни» Брахмы — длинные периоды, оканчивающиеся всеобщим уничтожением, катаклизмами и крушением вселенной. Некоторые полагали, что в подобных катастрофах исчезало все, некоторые — что выживала горстка людей… К примеру, Эпиктет склонялся к мнению, что в конце таких периодов исчезают не только люди, но и даже боги — и размышлял, не чувствует ли себя в такие времена Юпитер одиноким («Discourses», book III, chapter XIII). Макробий, не соглашаясь с ним, объяснял большую древность египетской цивилизации тем, что Египет удачно размещался между полюсом и экватором и это позволяло ему избежать как наводнения, так и исчезновения в огне в конце великого цикла» (Brinton, «Myths of the New World», p. 215).

В вавилонских табличках, посвященных древнейшей истории, можно найти те же упоминания о человеке — или народе, — который после великой катастрофы разделил звезды на созвездия и «отрегулировал их движение» — то есть открыл законы движения. В пятой табличке «Легенды о создании» (Proctor, «Pleasant Ways», p. 393) можно прочитать:

«1. Достойно восхищения то, что создано великими богами.

2. Он распределил звезды, их внешний вид (фигуры) животных.

3. Чтобы можно было определить времена года наблюдением за созвездия,

4. Двенадцать месяцев или знаков звезд в три ряда он распределил,

5. Со дня, когда год клонится к концу.

6. Он отмечал положение блуждающих звезд, которые должны светиться на своем пути,

7. Чтобы они не производили вреда и никого не беспокоили».

Другими словами, цивилизованный народ, живший после великого катаклизма и еще помнивший это несчастье, под впечатлением случившихся бедствий начал изучать небесные тела в попытке определить, что могло вызвать свалившееся на них бедствие. Потому он «отметил», насколько мог, «положения комет», чтобы эти кометы не могли снова «причинять вред и больше никого не беспокоили». Слово «кометы» в тесте пишется как «Нибиру». Г-н Смит считает, что этим словом обозначаются не планеты; вместе с тем это и не звезды, поскольку в тексте они стоят особняком от звезд; ранее в тексте звезды описаны организованными в созвездия. Отсюда единственном, что можно понимать под «Нибиру», остаются кометы. Далее в табличках, явно указывая на Век тьмы, сообщается:

«8. Положение богов Бела и Неа он установил рядом с собой.

9. И он открыл огромные ворота в окутанную тайной тьму.

10. Застежки были крепкими слева и справа.

11. В его массе (т. е. в нижней части хаоса) он сделал кипячение.

12. Бога Уру (Луна) он заставил подниматься, он установил ночь,

13. Чтобы был ночью свет до сияния дня.

14. Чтобы месяц не прерывался и его продолжительность была одинакова,

15. В начале месяца, при закате,

16. Его (т. е. Солнца) рога пробиваются сквозь свет на небеса.

17. На седьмой день серп начинает расти,

18. И с каждым рассветом вытягиваться все больше,

19. Когда бог Шамаш в горизонте на небе, на востоке,

20… прекрасно оформился и…

21… на орбите Шамаш был доведен до совершенства».

Здесь текст таблички становится неразборчивым. Однако общий смысл понятен: и налево, и направо, на востоке и на западе — всюду царил мрак, воздух был густ, до тех пор, пока бог не «открыл огромные ворота в окутанную тайной» и пустил внутрь свет. Первой появилась Луна, благодаря «кипячению», то есть появлению просветов в облаках, так что люди снова получили возможность отсчитывать время по движению Луны. На седьмой день появился Шамаш, Солнце. Сначала его рога, то есть лучи, едва пробивались сквозь тьму. Затем Солнце предстало в виде круглого диска, стало казаться ближе и ближе, установились нормальные рассветы. Наконец Солнце начало появляться на горизонте, на востоке, и его орбита «прекрасно оформилась», то есть его орбита могла теперь непрерывно прослеживаться через очистившееся от облаков небо.

Но как смогла выжить человеческая раса в период невзгод?

В своей великолепной поэме «Тьма» Байрон пытается представить такой слепой и мрачный мир, который описывают легенды. Он также пытается представить и голод, опустошение и наступившую деградацию.

Мы нисколько не осуждаем воображение. Любая великая мысль имеет под собой какое-то обоснование. Не было еще великого ума, который бы не сделал попытку обозреть мир с горных вершин.

Если Бэкон изобрел причинно-следственный метод, благодаря которому сейчас развивается наука, то это произошло только потому, что он, имея подобное необыкновенное воображение, увидел, что с трудом продвигающееся к прогрессу человечество нуждается в подобном пути. Его сердце обнимало человечество своей добротой точно так же, как его мозг обнимал вселенную.

Река, которая является пределом мира для кролика, — это всего лишь знак на Земле для орла. И потому, чтобы иметь представление о высших сферах, не стоит полагаться на мнение грызунов.

Байрон увидел, какое влияние окажет на мир отсутствие солнечного света — и это его видение удивительно совпадает с теми легендами человечества о наступивших после катастрофа темных днях, с которыми мы уже познакомились.

Байрон пишет: