Джойс - Алан Кубатиев Страница 51

Неотступность мертвецов занимала его мысли в Дублине, таком же католическом городе, как Рим. Живым было куда труднее в нем, чем мертвым — они процветали. И Дублин, казалось, похороненный в памяти, воскресал и царил в его мыслях. В «Улиссе» Стивену мерещатся мертвецы, встающие из могил и высасывающие из живых радость жизни. Его воображение сплетает воедино брачное ложе, смертное ложе и ложе родов. И смерть приходит, «бледный вампир, буря в очах, ее паруса-крылья летучей мыши кровавят море, рот целует рот…». Жизнь и смерть могут нести нас одновременно, в одной реке.

За полгода римской жизни Джойс почти выдумал рассказ. Скандал вокруг театра «Эбби» и «Удальца с Запада» отвлек его ненадолго; Синг последовал совету Йетса, который отверг Джойс, — искать вдохновения у ирландского народа, и отправился на Аранские острова. Рассказ отзывается и на это: мисс Айворс, решительная веснушчатая националистка, с заколкой-эмблемой Ирландии (такие носили сторонники Ирландского возрождения) обвиняет героя в англофилии и буквально настаивает, чтобы он совершил экскурсию на место действия «Скачущих к морю» Синга, но добивается от него яростного ответа: «Сказать вам правду… мне до смерти надоела моя родная страна!» Для Джойса, в отличие от героя, такой ответ ничего не решал.

Рассказ начинался сценой рождественской вечеринки и заканчивается трупом, то же переплетение, что в «Поминках…» — «плясабельный» и «погибельный» ^[56]. Джойс писал Стэнни, что гостеприимство и островной характер Дублина — черта, которой он больше не встречал нигде в Европе, поистине добродетель, которой он еще не воспроизвел. «Мертвые» согреты этой любовно переданной щедростью и весельем. Застольная речь Гэбриела Конроя, «небольшой клочок бумаги в жилетном кармане», демонстрирует чистейший образец этого жанра — речи для благопристойного ирландского застолья, потому что есть еще неблагопристойные, в изобилии представленные уже в «Улиссе». В ней есть отсылки к греческим мифам, солидные комплименты, приятное красноречие, хвала ирландскому гостеприимству и открытости. «С каждым годом я все больше чувствую, что среди традиций нашей страны нет традиции более почетной и достойной уважения, чем традиция гостеприимства. Изо всех стран Европы — а мне пришлось побывать во многих — одна лишь наша родина поддерживает эту традицию. Мне возразят, пожалуй, что у нас это скорее слабость, чем достоинство, Но даже если так, это, на мой взгляд, благородная слабость, и я надеюсь, что она долго удержится в нашей стране…не умрет среди нас традиция радушного, сердечного, учтивого ирландского гостеприимства, которую нам передали наши отцы и которую мы должны передать нашим детям».

Это не только пародия на собственную саркастическую и язвительную манеру Джойса, но и придуманный им способ смягчать сказанное прежде. Он и внешность Конроя конструирует в полном контрасте со своей собственной — упитан, высок, румян, гладко выбрит, глянцевитый зачес, отличный костюм… Весь отбор деталей «Мертвых» нацелен на то, чтобы выявить мучающее автора. Место действия пришлось поменять, так как рождественская вечеринка в полунищем доме досталась «Стивену-герою» — на ней тоже вспоминают об умершем. Джойс выбирает дом своих бабушек-теток миссис Каллахэн и миссис Лайонс, куда все взрослые и взрослеющие Джойсы приходили каждый год, и Джойс-отец, как и Конрой, мастерски разделывал гуся, а речь героя — точная имитация его красноречия.

В рассказе хозяйки — старые девы, у них другие имена, но остальные гости довольно узнаваемо сконструированы из авторских воспоминаний и впечатлений детства. Фредди Малине сделан из сына миссис Лайонс, Фредди, владельца магазинчика открыток, но размещено предприятие на менее фешенебельной улице, чтобы Гэбриел обоснованно мог ссудить ему соверен. Осипшего и капризного тенора д’Арси создает из рассказов отца о М'Гакине, ведущем теноре оперной труппы Карла Розы, неуверенном и оттого неудачливом.

Даже персонажей под своими именами Джойс бестрепетно делал своей собственностью и гражданами своего Дублина.

Сотворение Гэбриела Конроя — процесс куда более сложный, хотя исходная сюжетная точка, ревность к умершему поклоннику, собственная — джойсовская. Джойс всегда упивался мученичеством преданного, отравой предательства: по свидетельству Дж. Прескотта, слово betrayal ^[57] то и дело всплывало в его речи. Стивен Дедалус, Блум, Ричард Роуан, Ирвикер — все они преданы и все мучаются этим слабым, но неотвратимо восходящим к сердцу ядом.

Те же муки переданы и Гэбриелу. Письмо, написанное жене («Почему все эти слова кажутся мне такими тусклыми и холодными? Не потому ли, что нет слова, достаточно нежного, чтобы назвать тебя? Как далекая музыка, дошли к нему из прошлого эти слова, написанные им много лет тому назад» ^[58]) — дословная цитата из письма Джойса Норе — 1904-й. Конрой, как и Джойс, пишет рецензии и обзоры для «Дейли экспресс», за что его высмеивает патриотка мисс Айворс, прототип которой — одна из сестер Шихи, Кэтлин, носившая такую же патриотическую булавку и патриотический лифчик. Даже очки и набриолиненный прямой пробор у него от тогдашнего Джойса, и то, что он куда лучше одет и ссужает золотые, а не одалживает по шиллингу, ничего не меняет: мука и просветление, к которым Конрой возвращается, — это путь самого автора.

Теперь у Джойса были и рождественский ужин, и гости, и то о себе, что накопилось за эти годы. Праздник, яркий свет, сытная еда, смех и выпивка — Джойс подробно и даже торжественно описывает тройной ряд бутылок на крышке рояля, среди которых меньше всего минеральной воды в «белом с косыми зелеными перевязями». Но улицу медленно засыпает снег, и из праздничного покрова он оборачивается чем-то иным: на нем, как на бумаге, выписываются страхи и ревность Конроя, нелепая ревность и ужас, когда «против него вдруг встало какое-то неосязаемое мстительное существо, в своем бесплотном мире черпавшее силы для борьбы с ним». Гэбриел начинает осознавать всю мелочность своих претензий, свою уязвимость и слабость. Щедрый гость, каким он себя видит в самом начале, ранен горькой репликой служанки — а он-то думал, что в этом доме все счастливы. Затем от этого образа откалывается осколок за осколком, и вот уже почти невозможно вспомнить так тщательно отточенную застольную речь, и красавица жена все же «деревенская красотка» с запада… В сознании самого Гэбриела запад Ирландии — воплощение темноты и жестокого примитивизма, и ощущение не покидает его весь рассказ, потому-то он так болезненно реагирует на приглашение мисс Айворс съездить на Аранские острова. Дикость, грязь, нищета, холод и сырой туман — все то, что он вытеснял из себя поездками в Европу, где пьют вино и носят хорошо скроенные макинтоши.

Гэбриелу неприятно и то, что он способен испытывать такие чувства, но он не хочет от них избавляться. Гости расходятся. Где-то далеко в доме осипший и неуверенный голос выводит простенькую ирландскую песню — Бартелл д’Арси и не выдерживает молчания и, в пальто, в калошах, подняв крышку рояля, подбирает аккомпанемент для «Девушки из Огрима».