Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира - Грегори Кларк Страница 50

Не менее открытыми были и товарные рынки. В средневековом Лондоне была настолько хорошо налажена торговля зерном, что частные зернохранилища сдавались в аренду по неделям ^[190]. Начиная с 1211 года местные урожаи никак не сказывались на ценах, по которым поместья продавали пшеницу. Единственным фактором, определявшим местные цены, была общенациональная цена ^[191].

Древнейшие сохранившиеся записи о сделках с собственностью свидетельствуют о существовании в XII веке активного рынка земли и жилья. Дошедшие до нас в большом количестве протоколы манориальных судов после 1260 года также дают картину весьма активного рынка земли среди крестьянских семей, постоянно продававших и покупавших небольшие участки обрабатываемой земли ^[192]. В то время земельный рынок, несомненно, был намного более свободен, чем в современной Англии, где решения планирующих органов могут привести к изменению цены одного акра земли на миллионы долларов.

ПРАВА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ

Единственная сфера прав собственности, в которой средневековая Англия могла отставать от современного мира, — это сфера интеллектуальной собственности. В большинстве древних обществ права изобретателей и авторов были определены довольно размыто. Эти общества не были знакомы с юридическим понятием собственности на идеи и инновации. Так, и в римском, и в греческом мире автор, издавший книгу, не имел в своем распоряжении ни юридических, ни практических средств для борьбы с пиратским использованием его текста. Любой, у кого имелась рукопись, мог свободно снимать с нее копии, при этом произвольно редактируя и изменяя ее текст. Достаточно обычным делом было переиздание книги под именем нового «автора» ^[193]. Подобная кража трудов и идей нередко осуждалась за ее аморальность, однако сочинения и изобретения просто не воспринимались как товары, обладающие рыночной стоимостью ^[194]. В ту эпоху не существовало никакого подобия современной патентной системы, впервые созданной лишь в Венеции не позднее 1416 года.

Однако, как мы увидим, институты нередко лишь реагируют на экономическую ситуацию, но не определяют ее. Общества с очень низким уровнем технических инноваций — то есть большинство обществ доиндустриального мира — просто не ощущали особой нужды в институтах, защищавших права собственности на идеи и инновации. Создание институтов, подобных институту патентного права, появившемуся в Северной Европе в XVI веке, было обусловлено стремлением привлечь из-за рубежа ремесленников, обладавших специальными производственными ноу-хау. Такие работники не стали бы переселяться в чужую страну, не имея юридических гарантий того, что их знания будут защищены.

В обществах, подобных средневековой Англии, существовали и другие институты, которые могли бы содействовать инновациям. Так, производители во многих городах были объединены в гильдии, защищавшие интересы лиц данной профессии. Эти гильдии могли взимать со своих членов сборы для единовременных выплат изобретателям в обмен на передачу ими в распоряжение гильдии новых производственных технологий. Кроме того, гильдии поощряли конкуренцию между своими членами (которая в большей степени основывалась на гордости и статусе, чем на прибыли) с целью демонстрации новых технологий ^[195].

Пока нам известны примеры таких мальтузианских обществ, как средневековая Англия, которые, несмотря на наличие всех необходимых стимулов, имели крайне низкий темп технического прогресса, мы не вправе соглашаться с примитивными представлениями большинства экономистов, объявляющих формальные институты причиной долгой мальтузианской эры. Если формальные институты играли ключевую роль, то лишь потому, что мальтузианские экономики не обеспечивали достаточных или конкретных стимулов к внедрению технических достижений. Но, как мы увидим позже, когда приступим к рассмотрению собственно промышленной революции, переход к более высоким темпам повышения экономической эффективности был осуществлен задолго до появления сколько-нибудь существенных стимулов к инновациям, на которых и основывалась эта революция. Таким образом, во всех доиндустриальных обществах должны были действовать неформальные, самоподдерживающиеся социальные нормы, препятствовавшие нововведениям.

В следующей главе мы рассмотрим вопрос о том, каким образом эти нормы, по-видимому, присущие всем доиндустриальным обществам, с течением времени ослабевали в результате действия мальтузианских механизмов, формировавших культуру, а возможно, и наследственность издавна существовавших аграрных обществ.