Человек из Вавилона - Гурам Батиашвили Страница 5

Среди тех, кто годами создавал Вавилонский Талмуд, были и предки Занкана. Для них не имело значения время, не волновало, кто пребывает на царском троне: не тот царь, кто на троне сидит, а тот, кто создает ценности народные. И Книгу они считали вечной ценностью. Смысл существования поколений был заключен в Книге, ибо они знали: если не сцементировать дух народный Книгой, народ обожествит желудок, а у народа, обожествляющего желудок, нет будущего. Потому темными восточными ночами или лазурными рассветами в изнуряющую жару или унылую дождливую погоду они сидели, согнувшись над Книгой, скрепляющей дух народный. Так продолжалось до тех пор, пока не пришел черед Персии, пока Александр Великий не подошел к ее границам и не сотворил с ней то, что она сотворила с Вавилоном, а Вавилон — с Иудеей — реки крови текли по персидской земле.

Пришла пора спасаться евреям уже от македонских копий — они последовали за более ранними изгнанниками, моля Господа об избавлении и мирном пристанище. Предки Занкана обрели в Грузии все, о чем просили Господа. И не только они. А иные раскинули свои шатры неподалеку от Грузии.

Зорабабели были очень богаты, они вывезли из Вавилона столько жемчуга и золотых изделий, что знай об этом юный македонец, он наверняка бы облегчил их груз и увеличил трофей своих храбрых воинов.

Шли годы, века. Предки Занкана признали в Грузии свою родину. Уже трудно было определить, что, за исключением религии, отличает их от грузин. Захватчик, во всяком случае, не отличал и с одинаковой беспощадностью разорял и тех, и других. Для предков Занкана, как и для самого Занкана, вера в Адоная оставалась чистой и священной, а вера диктует свои каноны жизни. Они и не пытались смешиваться с другими: у нас своя вера, свой Бог, и мы должны жить так, как обещали Богу у подножия Синайской горы.

— Мы живем здесь веками и все-таки остаемся пришлыми, — удивлялась еврейская молодежь.

Старики в ответ пожимали плечами: у горы Синай мы обещали соблюдать завет Божий и отступиться от него не можем.

Этим вопросом задавалось не одно поколение молодых людей, они спрашивали у тех, кто в свое время спрашивал у старших: мы же свои, так почему же остаемся чужими? И те, уже убеленные сединами, согбенные в плечах, отвечали: «Ничего не поделаешь, мы не можем отступиться от веры в Адоная»…

Хахам Абрам увлеченно рассказывает собравшимся, как Моисей выполнял волю Божью — выводил евреев из Египта, не подвергая их опасности, как упрямился фараон, не желая отпускать своих рабов. Жалкий невежда, он не ведал, против кого восставал!

Занкан внимательно разглядывает людей, пришедших праздновать агаду. Большинство из них ведь служат у него. Кто — здесь, в Тбилиси, кто в Трапезунде или Аране ^[9], кто в княжествах русских. Вот уже десять лет, как Занкан торгует в землях росов, благодаря помощи этих людей. На Песах все они возвращались домой, в Тбилиси, чтобы встретить праздник в кругу семьи. Занкан мысленно оценивал деятельность каждого из них, подводил итоги. А хахам уже рассказывал, как фараон погнался за евреями. Его войско с гиканьем, криками несется по пустыне. Египетские коляски быстры и опасны. Они вот-вот нагонят бывших рабов! Бегут все — молодые, калеки, женщины, убогие, старики, дети и их родители, бегут от острых египетских копий, но далеко им не убежать — перед ними раскинулось Чермное море! А за спиной — сверкающие на солнце копья неотвратимо приближающегося египетского войска! Оно почти уже догнало евреев, вот-вот их копья вонзятся в сердца ребенка и старца, прелестной девушки и калеки. А нет, так их поглотит море — всех до единого, потных, обсыпанных песком пустыни, обгоревших на жарком солнце. Но Моисей зовет их к морю. Море — опасно, оно беспощадно и равнодушно, поглотит любого, кто осмелится войти в него. Испуганные иудеи, затаив дыхание, со страхом входят в воду, делают первые шаги по мокрому песку… Вот сейчас налетит волна и… Но нет, вода покорно отступает… Евреи продолжают идти вперед, и волны, клокочущие, многопенные, высокие, напоминающие цаплю, стоящую на одной ноге, почтительно расступаются перед ними…

А Занкан все приглядывается к участникам застолья. Да, большинство служит у него, но есть и такие, кто имеет собственное дело, и с Занканом у них нет ничего общего, кроме молельни. Вот, к примеру, Бено Какитела, горделиво восседающий за столом со своей женой и двумя сыновьями. Он ни разу не повернул головы ни вправо, ни влево, даже не бросил взгляда в сторону хахама, подчеркивая таким образом свою независимость. Преисполненный чувства собственного достоинства, он всем своим видом как бы говорил: «Что мне Занкан, я просто пришел праздновать агаду». Бено Какитела — состоятельный человек, один из тех, кому слава Занкана не дает покоя. Он не раз говорил: «Эх, кабы у меня было столько денег…» Или: «Его предки были приняты при дворе самого Давида Великого ^[10], блаженной памяти царь, оказывается, очень любил эту семью. Вот они и мнят о себе».

Занкан прекрасно осведомлен об этом — когда догадывается сам, когда другие намекают или прямо говорят: любителей наушничать среди наших евреев не перечесть!..

А египтяне продолжают свое преследование… Евреи со страхом входят в море. Хахам повествует об этом эпизоде так живо, что участников агады охватывает страх, словно они впервые слышат эту историю, словно в прошлом году, в позапрошлом и еще раньше в этом самом дворе хахам не рассказывал им, как по велению Господа море расступилось перед их предками, но восприятие случившегося столько веков назад как вчерашней трагедии — одно из условий праздника Песах. А хахам Абрам, причитая нараспев, почти плача, продолжает:

— Горе тому, евреи, кто забудет об этом, помните, всегда помните: мы постоянно пребываем меж копей и волн морских. Как бы хорошо нам ни жилось, мы не должны забывать ни пучины морской, ни острых пик, нацеленных в наши сердца…

— Ахаваи! — со стоном откликнулось застолье…

— И кто же наш спаситель, люди, кто наш избавитель?! — вопрошал хахам Абрам, оглядывая всех участников застолья. — Могущественный царь? Нет у нас царя! Войско? Нет у нас войска, люди, — он снова оглядел всех, сделал глубокий вздох и нараспев произнес, — блажен, кто помнит имя нашего избавителя Адоная, да будет благословен он, избравший нас!

К Занкану подошел Шело и прошептал ему на ухо:

— Пришел человек от Абуласана, просит пожаловать к нему.

Занкан качнул головой, давая Шело понять, что сейчас это невозможно. Амир Картли и правитель Тбилиси Абуласан прекрасно знает, что этим вечером Занкан празднует освобождение евреев от рабства. Правитель Тбилиси прекрасно знает и то, что во дворе у Занкана сотни людей сейчас вспоминают, как Моисей по веленью Божьему вызволил евреев из плена… А что происходит? К чему такая спешка?

— Я не могу сейчас оставить агаду, передай, что буду позднее, — прошептал в ответ Занкан. Шело молча кивнул головой и поспешно удалился. А Занкан вновь предался своим мыслям. Впрочем, он уже не слышал, что рассказывал хахам о евреях, идущих по дну Чермного моря, он думал о том, с какой целью, по какой причине зовет его к себе амир Тбилиси и член царского дарбази.