Три женщины, три судьбы. Полина Виардо, Авдотья Панаева и Лиля Брик - Ирина Чайковская Страница 5

Гениальное описание! Сразу становится ясно, что явление необычное, что певица принесла с собой пряный экзотический мир, далекий от пресной скуки и рутины.

Другой критик, смотревший то же самое представление, — это был молодой Альфред де Мюссе — писал: «Она поет как дышит… она слушает не свой голос, но сердце». В своем ревью Мюссе выделил и благословил двух начинающих свою карьеру актрис — Полину Виардо и Элизу Рашель. Обе были современницами и обе — с легкой руки Мюссе? — вошли в историю французского театра. Любопытно, что та и другая представляли собой схожий тип актрисы. Рашель, как и Виардо, была некрасива, но силой таланта воспламеняла публику.

Примечательное описание Рашели оставил наш Александр Иванович Герцен: «Она нехороша собой, невысока ростом, худа, истомлена; но куда ей рост, на что ей красота, с этими чертами резкими, выразительными, проникнутыми страстью? Игра её удивительна; пока она на сцене, что бы ни делалось, вы не сможете оторваться от неё; это слабое, хрупкое существо подавляет вас; я не мог бы уважать человека, который не находился бы под её влиянием во время представления… А голос — удивительный голос! — он умеет приголубить ребёнка, шептать слова любви и душить врага; голос, который походит на воркование горлицы и на крик уязвлённой львицы» ^[14].

Генри Джеймс отмечал в письме к американским родственникам, что Полина Виардо некрасива, что, в понимании французов, означает «очень красива»… Об особой красоте француженок писал Герцен: «Да какая же это исключительно французская красота? Она чрезвычайно легко уловима: она состоит в необыкновенно грациозном сочетании выразительности, легкости, ума, чувства, жизни, раскрытое™, которое для меня увлекательнее одной пластической красоты, всепоглощающего изящества породы, античных форм итальянок и вообще красавиц ^[15].

Схожим образом пишет о своей «танцовщице» влюбленный в нее Алексей Петрович, близкий автору герой Тургенева: «В ней было много жизни, то есть много крови, той южной, славной крови, в которую тамошнее солнце, должно быть, заронило часть своих лучей» ^[16].

Но в Полине было еще что-то, кроме «легкости, ума, чувства и жизни…». В ней бесспорно жило нечто колдовское, действующее на многих мужчин из ее окружения. Известны слова друга Луи Виардо художника Ари Шеффера в ответ на вопрос приятеля, что он может сказать о мадемуазель Гарсиа: «Ужасно некрасива. Но если я увижу ее вновь, я в нее безумно влюблюсь» ^[17]. Ари Шеффер был старше мужа Полины на пять с половиной лет, и с ним случилось именно то, что он предвидел, — он полюбил жену своего друга; до конца жизни он был ее верным, заботливым рыцарем и конфидентом. Полина видела в нем друга, он заменял ей отца.

В эпиграфе к этому разделу взяты строчки из романа Жорж Санд «Консуэло». Писательница работала над романом под впечатлением от встречи с Полиной Гарсиа в годы, предшествовавшие ее замужеству. Удивляет, сколь многое сумела угадать в своей героине мудрая и страстная Жорж, знаток женских сердец. Однако угадала она не все, и, хотя Полина любила впоследствии указывать на Консуэло как на свое отражение, портрет не был полностью идентичен оригиналу, о чем я еще напишу. Но что-то было ею предсказано удивительно верно.

Например, в романе Андзолето, молодой итальянец, влюбленный в Консуэло, после недолгих сомений в красоте любимой девушки, зародившихся в нем под влиянием окружающих, восклицает: «Консуэло — лучшая певица во всей Италии, и я ошибался, сомневаясь, что она к тому же и красивейшая женщина в мире». Похоже, что так могли воскликнуть многие знавшие Полину Виардо.

В разное время ее чарам поддались Ари Шеффер, Морис Санд, Шарль Гуно, Гектор Берлиоз — называю только тех, о ком с определенной уверенностью, на основе документов, писем или воспоминаний, можно сказать: они были влюблены в Полину.

Читатель, конечно, заметил, что список неполон. В нем нет Тургенева. Я специально его пропустила, ибо Иван Сергеевич — случай особый. Все перечисленные мною персонажи были «больны» Полиной какое-то время, потом их чувства или ушли или были перенесены на других женщин, ставших их женами или подругами.

Иное дело, Тургенев. Любовь к Полине определила его жизнь, перевернула ее, дала ей новое наполнение.

Теперь вопрос: видел ли Тургенев «некрасоту» любимой им женщины и, если да, то как ее воспринимал?

Есть одно место в воспоминаниях Фета, где Тургенев говорит о Полине Виардо очень резко. Разговор происходит в 1857 году во Франции, в летней усадьбе Виардо Куртавнеле. В пересказе Фета слова Тургенева звучат так: «Боже мой! — воскликнул он, заламывая руки над головою и шагая по комнате. — Какое счастье для женщины быть безобразной!» ^[18]. Допускаю, что Тургенев так именно и выразился ^[19]. Это время, когда после долгой — шестилетней — разлуки он снова оказался в семье Виардо и только осваивался с новой реальностью. Он отдавал себе отчет, какой Полина представляется окружающим, тому же Фету, для него же самого понятия красоты-безобразия существовали в преломлении к личности артистки, к сложному комплексу связанных с нею чувств.

Тургенев прослыл эстетом, любителем красоты. Аратов, герой написанной за год до смерти писателя повести «Клара Милич» (1882), — alter ego автора, — характеризуется им так: «сердце имел очень нежное и пленялся красотою… Он даже приобрел роскошный английский кипсэк — и (о позор!) любовался «украшавшими» его изображениями разных восхитительных Гюльнар и Медор…» ^[20].

И вот этот герой на протяжении повести проходит путь постижения новой красоты, красоты, прежде ему незнакомой и чуждой. Вместо «нежного профиля», «добрых светлых глаз», «шелковистых волос», «ясного выражения лица» той идеальной девушки, «которой он даже еще не осмеливался ожидать», он увидел «черномазую», «смуглую», «с грубыми волосами», «с усиками на губе», к тому же, предположительно «недобрую» (без улыбки) и «взбалмошную».

Этот второй женский образ Аратов обозначил словом «цыганка», так как «не мог придумать худшего выражения». Однако лицо этой «цыганки» в какой-то момент кажется ему «прекрасным» и вызывает «нечто вроде испуга и сожаления и умиления». Затем наступает следующий этап: «Не красавица… а какое выразительное лицо! Неподвижное… а выразительное! Я такого лица еще не встречал. И талант у ней есть…».