Лев Яшин - Владимир Галедин Страница 5

И еще одна радость: в 1944 году семья переехала в тушинскую заводскую квартиру. Это прежде всего положило конец путешествиям на буфере трамвая через весь город. Ну а главное: стадион, теперь уже настоящий, без кавычек, находился прямо под окнами нового, тушинского, жилища. То есть опять, как в Богородском, вышел из дома — и играй в футбол на здоровье.

Яшинские биографы обращают внимание еще на одного человека. Голкипера мужской заводской команды Алексея Гусева. Считается, что он был одним из первых футбольных учителей будущего обладателя «Золотого мяча» — наряду с тем же Владимиром Чечеровым, дядей Володей, как называли его в «молодежке».

Что ж, Гусев, без сомнения, являлся старшим товарищем Яшина, немало ему подсказывал, стоя за воротами во время матчей. Да и сам великий вратарь о нем вспоминал тепло и с уважением. Невозможно принять лишь одно: умильный тон, с которым некоторые представители старшего поколения рассказывают о втором фибровом чемоданчике с вратарскими причиндалами, что носил юный Лёва Яшин наряду с собственным. То был чемоданчик Гусева. Вот тем, вспоминают ветераны, и исчерпывалась тогдашняя спортивная «дедовщина». Точнее — почти исчерпывалась. Ибо зрелый мастер мог еще послать «желторотика» за водкой. И «салажонок» с наслаждением, значит, выполнял ответственное поручение взрослого дяди.

Думается, моральный аспект комментировать тут не придется. Тот, для кого бодро бегают за «горючим», кумиром и примером для подражания никогда не станет. Но и еще один чемоданчик у дублера — представляется абсолютно лишним. Молодой и здоровый Алексей Гусев личные вещи должен был носить сам. Лакейство футбольному и всякому иному уму-разуму не научит.

Скажут, времена такие были. Порядки. За Хомичем — уже в «Динамо» — дублер Яшин тоже чемоданчик носил. В молодости он не шел против традиции. Так ведь это и не определяющий фактор!

Важно-то иное. Как сам Лев Иванович вел себя, когда стал тем, кем стал. Проиллюстрируем примером. Из книги Анатолия Бышовца «Не упасть за финишем» (2009): «Когда я был футболистом, в первый раз приехал в Москву, за сборную, играли с командой ГДР (в 1966 году. — В. Г.). После тренировки остались с Банишевским побить по воротам. Кому уносить мячи? Конечно, молодым. Мы на эту тему не ссорились: дескать, давай ты сегодня, я — завтра. А нет, так бросали на пальцах. Но тут что-то задержались, перекидывались мячом, перемигивались, выкручивались друг перед другом. Пока валяли дурака, Лев Яшин собрал мячи, перекинул сетку через плечо и пошел. Для нас это было таким откровением! Этот эпизод я запомнил на всю жизнь, а пример Яшина научил тому, что никакая работа человека не унижает. Поэтому, возникни такая ситуация сейчас, я спокойно возьму мячи и пойду. Даже если рядом будут 11–12-летние ребята».

Заметим, Яшин к тому моменту завоевал Кубок Европы, стал олимпийским чемпионом, получил заслуженный «Золотой мяч». Наконец ему попросту под сорок. И мячи не он разбросал, а два юных Анатолия. А вот молча собрал и пошел себе. И видите, как проняло это большого футболиста и позже отменного тренера Анатолия Федоровича Бышовца: он и через сорок с лишним лет опомниться не мог.

Таким образом, традицию Яшин переломил. И не только рассказанным эпизодом. Совсем молоденький тогда днепропетровский хлопец Владимир Пильгуй, пришедший в московское «Динамо» в качестве будущего наследника прославленного ветерана и принявший от него эстафету в прощальном матче 27 мая 1971 года, вспоминал: «С какими-то его предложениями я не соглашался, утверждая, что привык уже играть по-своему. Он не возражал: „По-своему — значит, по-своему, лишь бы не пропускал мяч“. Ни разу за все время нашей совместной работы он не ставил вопрос ребром: делай так, а не иначе. Только советом и не более того». А еще, по окончании той последней майской игры в 71-м, он утешал в раздевалке Володю, пропустившего во втором тайме два гола.

Правда, был момент, когда кто-то в команде из молодых да ранних назвал Яшина Лёвой. Седеющий ветеран взорвался: «Я тебе не Лёва, а Лев Иванович!» Однако тут уже можно говорить о банальном отсутствии воспитания. Что, к сожалению, всё чаще перестает выглядеть редкостью.

* * *

Впрочем, вернемся в яшинскую юность. Там много еще загадочного. В частности, о его уходе из дома Л. Б. Горянов, литзаписчик книги «Счастье трудных побед» (1985), предпочел не упоминать (возможно, впрочем, вмешались цензоры). Все-таки великий человек для советской власти, почти икона — и вдруг… Хотя Евгений Рубин при стотысячном (!) тираже «Записок вратаря» сумел сохранить важнейшее свидетельство Яшина: «Моя жизнь складывалась безоблачно, и время летело незаметно. Работа, учение, футбол, хоккей (в него я играл не в воротах, в нападении) — всюду дело клеилось. Одолел семилетку. В свои неполные восемнадцать был уже и слесарем, и строгальщиком, и шлифовальщиком, имел рабочий стаж и правительственную награду — медаль „За доблестный труд в Великой Отечественной войне“. А потом накопившаяся за годы усталость начала давать о себе знать. Что-то во мне вдруг надломилось. Никогда не слыл я человеком с тяжелым или вздорным нравом. А тут ходил какой-то весь издерганный, всё меня на работе и дома стало раздражать, мог вспыхнуть по любому пустяку. После одной такой вспышки я собрал свои вещички, хлопнул дверью и ушел из дому. Ходить на завод тоже перестал».

Что случилось, отчего такое состояние у парня — этого мы не узнаем никогда. Безусловно, одну из причин депрессии Лев Иванович указал сам: «Накопившаяся усталость». Эхо войны, иначе говоря. Что-то, похоже, надломилось.

Так как мальчик не должен в 13 лет работать взрослую смену целиком. Тем более две или, хуже, три. Человеческий ресурс заложен на долгие годы, и безболезненно использовать его, даже за пару страшных лет не удастся никому. Так что дистанционное воздействие супернагрузок — налицо.

О других истоках срыва можно лишь гадать. Не исключено, например, то, что впервые за долгие годы он захотел что-то решить сам. В войну его мнением никто не интересовался. И затем даже добрейший дядя Володя выбрал за него место на поле. А Лёве к тому моменту давно не 13 лет.

В любом случае после ухода из дома (здесь-то как раз ничего страшного: родители точно знали о его местожительстве) и, главное, с завода Яшин оказался в опаснейшем положении. Время-то какое! За самовольный безответственный уход с оборонного предприятия поплатиться — для начала свободой — было необычайно легко. Если бы не совет очередного старшего друга (всё же Яшину везло на мудрых людей), никакой лучший в мире вратарь не случился бы. Коллега по работе из взрослой футбольной команды (кстати, покинув завод, Лев продолжал тренироваться с молодежным коллективом — парадокс получается) настоятельно посоветовал юноше отправиться в армию. Добровольцем, так сказать. Следует добавить, что призывали тогда с девятнадцати, а не с восемнадцати лет. Яшин призыв опередил. И правильно сделал.

Курс молодого бойца он прошел точно. 17 часов от подъема до отбоя заполнялись весьма плотно. И даже когда предложили заниматься в футбольной секции и он стал тренироваться и выступать в первенстве городского совета «Динамо» (так как попал во внутренние войска), — от общих войсковых занятий его и остальных футболистов никто не освобождал. Просто приходила машина, их забирали на необходимое время для тренировок или матча, а затем возвращали в часть. Для дальнейшего прохождения службы. Если учесть, что служить он пришел где-то в середине 1948 года, то получается: «в сапогах» кумир миллионов отходил около года. Почти как обычные современные служивые.