Интервью с Уильямом Берроузом - Даниэль Одье Страница 5

В.: Какова роль точек пересечения в создании текстов из «нарезок»? Как организуются «эпизоды», «ритм»?

О.: Точки пересечения, само собой, очень важны. При «нарезке» они получаются там, где новый материал неким точным образом пересекается с тем, что уже есть, отсюда и пляшете. Что касается самоорганизации эпизодов и ритма — ее нет. «Нарезка» дает новый материал, но не говорит, как с ним обращаться.

В.: Вы не думали улучшить технику работы с магнитофоном, скажем, с помощью компьютера?

О.: Да, на компьютере подобное можно проделать. Один мой друг — Иен Соммервиль, программист, утверждает, что это реально, только очень сложно. Атак, компьютер, безусловно, выполнит «нарезку» любой степени сложности из того, что в него загрузить.

В.: Сами вы экспериментов не проводили?

О.: В некоторой степени проводил. Мистер Брайон Гайсин загрузил в компьютер кое-что из своих пермутированных стихов. Пять слов, если не ошибаюсь, выливаются в шестьдесят четыре страницы. Машина выдает все возможные комбинации.

В.: Что вы обычно записываете?

О.: В последнее время я ничего не записывал, слишком был занят линейными текстами. Но обычно собирал все подряд: звуки улицы, музыку, вечеринки, беседы…

В.: Что такого должно быть в музыке, которую вы используете?

О.: Музыка сама по себе невероятно важна. Весь мусульманский мир практически управляется посредством ее: в определенное время звучит определенная мелодия; музыкальная ассоциация — одна из мощнейших. Джон Кейдж и Эрл Браун в музыке продвинули метод «нарезки» куда дальше, чем я — в писательстве.

В.: У вас есть музыкальные предпочтения?

О.: Во многих моих записях, сделанных на улицах Марокко, звучит музыка. Ничего особенного в этом не вижу; просто записываешь музыку, которую хочешь слышать.

В.: Вам не кажется, что предубеждения по отношению к методу «нарезки» связаны со страхом по-настоящему проникнуть во время и пространство?

О.: Очень даже может быть. Слово — наряду со зрительными образами — один мощнейших инструментов контроля; это хорошо известно издателям газет, ведь в газетах есть и слова, и образы… Если начать их нарезать и склеивать в произвольном порядке, система контроля падет. Страх и предосудительность насаждаются диктатом, точно как Церковь внушала мирянам предубеждения против еретиков. Враждебное отношение к еретикам продиктовано церковниками, которые стремились удержать власть. «Нарезка» подрывает основу любого истеблишмента, и потому власти стараются культивировать среди публики боязнь, неприятие и высмеивание подобного метода творчества.

В.: Является ли способность «ясно видеть предмет перед собой» путем побега из окружающей нас тюрьмы образов?

О.: Определенно, да. Такой способностью обладают очень немногие, и подобных людей с каждым днем становится все меньше и меньше. Это происходит по одной причине: непрестанный поток образов отупляет. Вспомните: сотню лет назад образов было куда меньше; люди жили проще, в основном на фермах, и образы различали ясно, отчетливо. Непрерывная бомбардировка образами — реклама на борту грузовиков и легковушек, на экранах телевизоров и страницах газет — притупляет восприятие, перед глазами встает неисчезающая пелена, сквозь которую ничего не увидеть.

В.: Вы упомянули простые, ясные, отчетливые образы. Что вы подразумеваете под словом «ясно»?

О.: То, что между людьми и образом ничего нет. Фермер ясно видит свою корову. Дело не в привычности, а в том, что нечто, расположенное между вами и образом, не может быть увидено ясно. Я же говорю: непрерывный поток образов туманом окутывает все на свете. Мы будто бредем в дыму, не видя ни черта.

Фермер вовсе не отождествляет себя с коровой неким мистическим способом, однако ему известно, если с коровой что-то неладно. Он знает, как эту корову использовать в хозяйстве, как она вписывается в окружающую среду.

В.: Является ли то, что вы называете «призывом к сопротивлению», главнейшим элементом монтажа? Почему?

О.: Что ж, я бы сказал, это очень важная часть монтажа, потому как именно она разрушает главные инструменты диктата — слово и образ — и в какой-то мере нейтрализует их.

В.: Ваши книги исключительно понятны и прозрачны, но вы упомянули, будто хотите стать еще яснее. Согласуется ли поиск ясности с еще большими исследованиями бесконечных возможностей, предлагаемых вашими литературными методами?

О.: Говоря о ясности, обычно имеют в виду сюжет, связность, начало, середину и конец, логичность. Однако события и мысли людей не следуют по логической цепочке. Писателю, который надеется приблизиться к тому, что в действительности творится в голове и в теле персонажа, не следует ограничивать себя такой деспотичной структурой, как «логика». Джойса обвиняют в неясности, однако он показывал всего лишь один уровень мозговой активности: поток сознания. Думаю, возможно сконструировать многоуровневые события и прописать персонажей, которых читатель поймет всем своим существом.

В.: Вы утверждаете, что магнитофонные записи и кинематографические техники могут изменить или подделать реальность? Каким образом?

О.: Считается, будто прошлое существует неизменяемо. Однако в наших силах переделать его по собственной воле. Идет беседа. Двое сидят под деревом, отполированном спинами тех, кто сидел до и после того, как время протоптало дорожку через поле белых цветочков. Если разговор не записан, он существует лишь в памяти двух исполнителей. Предположим, я записал разговор, изменил звукоряд, а затем пленку прослушали участники беседы. Если подделка искусная и правдоподобная (Да… «В» вполне мог сказать это), то исполнители запомнят мою версию своей беседы.

Допустим, вы засняли себя, идущего утром за сигаретами и газетой. Отмотайте пленку назад, вспомните все, что случилось — вот оно, картинка на экране, бормотание на звуковой дорожке… А теперь я заставлю вас вспомнить то, чего на самом деле не было, вклею в картинку кое-что от себя. Мимо проехал грузовик — вот он, его слышно, я его вклеил, и он о себе напоминает. Всегда нужен задел. Ну вот, грузовик промчался мимо и что в этом особенного? Ничего, хотя на самом-то деле он проехал по той улице год назад, и логично предположить, что тот же грузовик собьет женщину где-то в Париже тремя годами позже.

— Н’тересно, померла старая корова, нет? — изумленно говорил водитель, когда его уводили санитары. Вы все поймете, как только на сцене появится грузовик с неисправными тормозами, мчащийся по Канал-стрит и управляемый Лари по кличке Грузовоз потом кровища теннисные туфли по всей улице и нога безвольно дергается в конвульсиях или скажем я введу придурка который спросит у вас который час вы говорите забавно как я все позабыл. Стоит ввести в историю маленького человечка, как он возьмет и пырнет стилетом французского консула, когда проделана дыра в ткани реальности и сомнения уничтожат все реальные факты истории, которая утыкана ретроактивными вставками, и любые файлы и записи подлежат немедленному уничтожению по приказу Департамента неотложной чистки документы подделки по своей природе и рано или поздно это становится ясно.