Балтийские славяне. От Рерика до Старигарда - Андрей Пауль Страница 5

Тесно связанной с языческой традицией, обрядовыми, культовыми и магическими практиками должна была быть и медицина балтийских славян, отличавшаяся необычайно высоким, для своего времени, уровнем. При раскопках славянского могильника в Занцкове, в землях чрезпенян, был найден череп с совершенно уникальными протезом зубов. В десну страдавшей сильной формой пародонтоза 43-летней женщине была вживлена металлическая пластина, к которой с помощью цементоподобного раствора были прикреплены нижние передние зубы. По мнению археологов, операция носила сугубо косметический характер (Herrmann, 1985, S. 63–64). Погребение женщины с протезом не содержало никаких вещей, по которым можно было бы сделать вывод о высоком её социальном статусе, из чего можно предположить, что подобные операции могли быть вполне обычным делом и быть доступны обычным людям.

Загадкой и по сей день остаётся и применение балтийскими славянами сильных болеутоляющих и антисептических средств. Многочисленные примеры подтверждают, что какие-то их виды должны были известны им уже в Средневековье и могли применяться как для лечения ран, так, возможно, и в культовых целях. Удивителен найденный в Вагрии славянский череп с большим, возникшем в результате удара мечом отверстием. Каким-то чудом эту рану удалось залечить, и мужчина прожил после удара ещё долгое время.

Схожим образом должны были залечиваться раны и после сложнейших операций, проводившихся на черепе уже специально – трепанаций. В общей сложности пока найдено не менее четырёх трепанированных черепов в славянских землях восточной Германии, из которых три находки приходятся на земли балтийских славян, а одна – на смешанную зону балтийских славян и лужицких сербов (Herrmann 1985, S. 62, 63). Трое из четырёх пациентов удачно перенесли операцию и прожили ещё долгое время. Ещё одна, пятая, так называемая «символическая трепанация», известная с того же чрезпенянского кладбища, что и зубные протезы, отличалась от других. В этом случае в черепе не было проделано сквозного отверстия, а лишь нанесена глубокая бороздка, симулирующая настоящую трепанацию. О предназначении таких операций, к сожалению, ничего неизвестно. Предполагается, они могли применяться для лечения полученных во время битв травм черепа или других болезней, либо быть связаны языческим культом: быть инициациями жрецов или служить «открытию третьего глаза». На культовое назначение, возможно, указывает обстоятельство находки захоронения с успешной трепанацией, сделанное в земле редариев, на юге Толлензского озера. Мужчина с трепанированным черепом был захоронен в одной просторной домовине с воином, имевшим при себе меч и шпоры, что может указывать на захоронение жреца и его телохранителя.

Развитость медицины у балтийских славян стоит рассматривать в связи с развитым жречеством, которое, по всей видимости, сохраняло и передавало из поколения в поколение знания и технологии. После уничтожения жречества, преследования всех видов врачевания и процессов над «ведьмами», тот уровень медицины, что бытовал у язычников ещё в средневековье, в частности – зубные протезы и успешные трепанации – будет снова достигнут в Европе лишь через столетия.

В источниках сохранились указания и на известность языческой культуре некой формы письменности. Так, Титмар Мерзебургский сообщает, что в храме Ретры на идолах были подписаны их имена. Однако о каком виде письменности могла идти речь точно сказать невозможно. Не исключено, что отголоском такой древней письменности или знаковой системы является сохранённая онемеченными потомками балтийских славян система знаков собственности. Такие знаки по виду походили на руны, буквы или некоторые элементы орнамента, и использовались в XIX для обозначения собственности. Немцы называли их марками, в русской терминологии они бы скорее соответствовали тамгам. Такие знаки были в ходу как у знати и попадали в последствии на гербы, так и у простых крестьян и рыбаков, которые помечали ими свои сельскохозяйственные инструменты, рыболовные сети, скот и прочее имущество (Lisch 1855; Ebbinghaus 1961). На Рюгене и близлежащих островах ещё в начале прошлого века каждый рыбацкий дом имел свой собственный знак. Он передавался по наследству, но сын изменял знак отца, прибавляя к нему новую черточку и делая, таким образом, своим собственным. Знаки эти могли переходить не только от отца к сыну; при продаже собственности они переходили вместе с домом к новому владельцу. Схожая знаковая система известна по всей Балтике, в том числе в скандинавских, балтских и финно-угорских землях, так что истоки её могут уходить в очень глубокую древность, когда культуры и обычаи этих народов были ещё очень близки.

Знаки собственности с острова Хиддензее, Рюген: а) знаки рыбаков в общественной коморке; б) знак на надгробье; в) знаки, применявшиеся для обозначения домов в деревне Ноендорф-Плёгсхаген (по: Lisch 1855; Ebbinghaus 1961)

О представлениях о загробном мире можно судить по захоронениям. Основные виды погребений можно разделить на два главных типа – кремации и трупоположения, каждый из которых имел множество разновидностей в обряде и мог представлять как грунтовые захоронения, так и курганы или другие надземные сооружения.

Захоронения в курганах. В землях ободритов до сих пор сохранилось и изучено лишь совсем немного курганов, большинство из которых было найдено вне связи с большими могильниками и не содержало инвентаря. Потому, в качестве близкой параллели можно привести реконструкцию из хорошо изученного большого курганного могильника в Ральсвике на острове Рюген. Здесь известны как трупоположения, так и кремации в курганах, а сам похоронный обряд происходил примерно следующим образом. Кремация как правило осуществлялась на расположенных поодаль устринах. Прах из устрины собирался в урну, либо некую ёмкость из органического материала, археологически установить которую оказывалось невозможно. Ёмкость с прахом помещалась в основание будущего кургана, которое в некоторых случаях предварительно очищалась огнём или посыпалась песком. Возведению курганной насыпи предшествовала прощальная трапеза, кости от которой или же пища, предназначенная мертвецу на том свете, могли быть оставлены рядом с погребальной урной. В некоторых случаях рядом вкладывался и инвентарь из бытовых вещей или украшений (Herrmann/Wamke 2008, S. 27–34) – очевидно, такие мелкие детали обряда определялись уже конкретно родственниками умершего и их возможностями. В других случаях урну не зарывали в основание кургана, а устанавливали на поверхности холма. В большинстве случаев основания курганов были овальными или округлыми, однако известны также квадратные и прямоугольные формы. Основания курганов могли обкладываться камнями.

Ингумации. Захоронения такого типа бывали разных видов. Кроме уже упомянутых трупоположений под курганной насыпью, были широко распространены и обычные захоронения в земле, в гробах или без. Ориентировка захоронений также бывала разной, как восток-запад, так и север-юг; известны и захоронения в сидячем виде. Не раз высказывались предположения о связи такого обычая с христианским или скандинавским влиянием, однако таким образом объяснить далеко не все из известных случаев. Трупоположения известны у балтийских славян с самых ранних времён и, в том числе, и в таких и местах, где все письменные источники указывали в это время на ярую враждебность славян христианству и приверженность языческим традициям. По захоронениям такого типа удалось узнать и некоторые детали религии балтийских славян. Так, о вере в вампиризм или возможное возвращение покойника из загробного мира могут говорить так называемые «вампирские захоронения». На голову или тело покойника укладывались большие тяжёлые валуны, чтобы предотвратить его возвращение из могилы. Причём, такой обряд мог проводиться как при изначальных похоронах, так и после них, по всей видимости, если были основания ожидать «возвращения» покойника, так и уже после них. К примеру, раскопки в Ральсвике на Рюгене показали, что изначально один из покойников был захоронен по обычному обряду, но позже могилу его раскопали и, придавив тело тяжёлыми камнями, закопали вновь (Herrmann/ Wamke 2008, Taf. 61, Grab 140).