Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища - Александр Сладков Страница 5

– У меня «два». По сочинению. Уезжаю.

– Товарищ абитуриент, у вас «четыре».

Мои губы сомкнуты, но я аккуратно хохочу. Вот чудак-человек. Довожу ему данные четко, доходчиво, вылупив глаза и покачивая головой.

– «Два», товарищ полковник. «Па́ра». Я домой уезжаю.

– Вы что, не поняли?!! Матрас на место и на зарядку! У вас «четыре»!

Дурное предчувствие. Дыхание перехватывает. Я грубо расталкиваю матрасом печальных счастливцев. Вот он, стенд с результатами экзаменов. У меня слабеют колени. Сладков – «четыре». Мистика…

Минут пять сижу в курилке, уставившись в одну точку. Потом закидываю матрас на свою койку и отправляюсь на ненавистную зарядку. Догоняю рысцой свой взвод на втором круге на стадионе. Сержант Куренной смотрит на меня как на привидение.

– Товарищ сержант, можно встать в строй?

– Можно Машку за ляжку! Вперед!

Попытка бегства не удалась.

* * *

Очередь в каптерку по утрам все длиннее. Матрасы сдают все быстрее, в обмен на свободу. Наш городок заметно пустеет. Математику, географию, едва открыв рот, сдаю на «отлично». Завтра история.

– Отбой!!! А ну спать всем!!!

Лежу, царапаю ногтем брезентовую стену палатки. Черт-те что… Свалить не удается. В Орджоникидзе экзамены тоже подходят к концу. У КПП я видел «купцов» из Челябинска. Приглашают в танкисты, в автомобилисты… Все не то.

Я уже научился после команды «Отбой» отключать свое сознание от реальности. Вот сейчас мне удается представить себя ребенком. Я во дворе, я на качелях. Уххх вверх! Уххх вниз! Я проваливаюсь, засыпаю.

Утром все сначала: зарядка, завтрак, учебный корпус. Последний экзамен. История. Мозги сверлит мысль, тупая, как головная боль: «сдам – не сдам»? С Орджоникидзе я в пролете. Так вообще можно остаться на гражданке. Я знаю, как у нас в Монино встречают ребят, не сумевших поступить в военные училища. На них смотрят с жалостью, как на больных и ущербных. Они ходят целый год потупив глаза. Устраиваются сантехниками, чернорабочими, ожидая следующего года, чтоб преодолеть досадную неудачу.

Нет, надо закрепляться здесь, на Урале! Я все чаще ловлю себя на мысли, что хочу остаться. Хочу вот так же, в бесцветном х/б, с голубыми погонами на плечах, беспечно выхаживать по территории КВАПУ. Как это делают курсанты-стажеры, наши временные командиры. Остаться… Легко сказать. Если в математике я, скажем, не много, но понимаю (дважды два – четыре, мало, но уже кое-что), в истории я полный тюфяк. Полный. Так… Петр Первый в каком веке царствовал?.. Кажется, в десятом или в одиннадцатом… Ладно, попробуем сдать.

Захожу в аудиторию. Волнение. У стола преподаватель – майор Черепанов. Рост небольшой. Взгляд умный. Фигура пингвина.

– Товарищ майор! Абитуриент Сладков на экзамен по истории СССР прибыл!

– Берите билет.

Тыкаю пальцем в желтый листок.

– Билет номер пятнадцать. Русско-японская война.

– Готовьтесь.

К чему готовиться? Что за война такая? Ничего не знаю, даже примерно. Шуршу картами. Их можно использовать как наглядное пособие. Достаю нужную. На обороте мелко написано простым карандашом: «Русско-японская война, 1904–1905 годы».

– Вы готовы, Сладков?

– Так точно.

– Приступайте.

– Русско-японская война. Девятьсот четвертый – девятьсот пятый годы. Товарищ майор, абитуриент Сладков ответ закончил!

Все. Труба. Военная эпопея завершена. И… Но… Черепанов всплескивает пухлыми ладошками:

– Вот он, полный ответ!!! Сжатый, четкий! Ничего лишнего!!! Товарищ Сладков, пять! Свободны!

Выхожу. Мысли, как тараканы, разбегаются по сторонам. Пять. Вот это номер. Да я ушам своим не верю. Пяти́фан! Пятерочка!!! Я поступил!!!

Слева тот самый генерал Борисов.

Мы его уважали. Правда, видели его редко

Пару дней ошалелого счастья. Мы подметаем лагерь, ходим в ненужный патруль, валяемся на своих койках, томясь в ожидании. Когда? Когда же нам наконец выдадут форму?!

– Строиться!

Эх, мысли… Кто мы? Еще не курсанты, но уже и не абитуриенты. Переходная модель от гражданского человека к военному.

– Строиться, кому говорят!

Перед нами снова главный учебный корпус. Мандатная комиссия, ритуал посвящения. Лекционный зал. Тот самый, в котором я пару недель назад нарисовал авиационную картинку на экзамене по русскому языку.

Заводят группами по десять счастливчиков. Рядом с трибуной за столами расселся президиум. Полковники, человек десять.

В центре сам генерал. Борисов. Выносит вердикт:

– Мы поздравляем, вы зачислены!

Все, курсант! Курсант!!!

* * *

Утро. Нас ведут на четвертый пост. Солнце выглядывает из-за казарм, но еще прохладно. Птички поют. Колонны растягиваются по всему КВАПУ. На четвертом посту вещевые склады. Начальник – прапорщик Гоптарь, пузатый незлобный дядька. Сам он ничего не делает, суетятся курсанты, назначенные его помощниками. Он их величает длинным смешным выражением: «Ротные писари-каптенармусы». Эти писари вскрывают гвоздодерами большие фанерные ящики и вынимают из них новенькое обмундирование. Мы выстраиваемся в длиннющую очередь у крыльца деревянного склада. Каждый из нас получает пилотку, сапоги юфтевые, комплект хлопчатобумажный (брюки и куртка). Кому достается х/б, а кому «стекляшка». Стойте! Разберемся, чтоб не запутаться. Х/б – форма песочного цвета. Под курганским солнцем она выгорает в приятный молочный колер. И он, этот колер, – признак старого воина. «Много лет, сынок, прошло с тех пор, как меня призвали!»

Все эти тонкости я описываю на случай, если вдруг, нечаянно, записи попадут не тем, кому они адресованы, то есть скромным, интеллигентным штатским людям, а наоборот, закоренелым сапогам, желающим вспомнить свой скорбный путь, обтянутый портупеей. Они жуки въедливые: «Ооо!!! Это не так! Да разве это было? Вот так надо и эдак!!!» Да пожалуйста. Описывайте свои ощущения. Я говорю о своих.

Впрочем, вернемся к обмундированию. С х/б понятно. Была еще и «стекляшка». То есть покрой, размеры, фасон – те же. Но «стекло» темно-защитного, скорее даже бутылочного окраса. На солнце оно выгорало до неприятного болотного цвета. И в ткань его, мы были уверены, вплетали искусственное волокно. Это уже потом, спустя десятилетия, я узна́ю: это х/б – песочная ткань с добавлением химволокон. А «стекло» – натуральный хлопок. В общем, все наоборот. Многие ветераны КВАПУ, да и вообще Вооруженных сил, до сих пор об этом и не догадываются. А? Заплел я мозги, правда?