СМЕРШ в Тегеране - Анатолий Терещенко Страница 5

— Поеду, наверное, поступать в техникум.

— В какой?

— В землеустроительный техникум, — в Днепропетровск. Там же наши есть, — уже двое учатся.

— Ну, что же, нормальная специальность.

— Я тоже так думаю…

На этом и порешили на семейном совете.

А в селе Котовка появление колхоза вызвало конфликты, неразбериху, отстаивание права на свою собственность. Никто не хотел отдавать в колхоз скотину и инвентарь. Селяне к данному вопросу подходили со своей мелкобуржуазной меркой, особенно, это касалось «виддачи зэрна в чужи рукы».

Трехлетняя битва в ходе хлебозаготовок показала сложность проблемы не с кулаком, а середняком-«подкулачником». Более того, против коллективизации выступили все духовные отцы, — от православия до мусульманства.

Однажды Николай был свидетелем, как к соседу Никанору пришли державные люди и стали во дворе громко кричать на хозяина двора.

— Не отдам, — кричал Никанор. — Ни за что не отдам свою лошадку. Она моя выручалочка. Без нее я погибну и погублю всю семью. Что вы ироды делаете?

— Мы протокол составим! — кричал милиционер.

— Составляйте, а коня не отдам, — ярился Никанор.

А когда потребовали вывести из сарая и корову, сосед забежал в сарай и мигом выскочил с вилами.

— Заколю, попробуйте только троньте Зорьку.

Потоптались чиновники по двору со щупами и покинули его пораженцами, понимая, что коллективизаторское неистовство все равно сломает Никанора и ему подобных не сегодня, так завтра.

Когда комиссия покидала двор, Никанор им вслед закричал:

— В колхоз вступлю, но с пустыми руками!

Не прошло и полгода, и власти стали отмечать массовый забой скота. В августе — сентябре он приобрел немыслимый размах. Селяне резали коров, свиней, телят, лошадей. За неделю Никанор заколол двух поросят и обратился к Григорию Кравченко с просьбой забрать жизнь у Тумана, — любимого жеребчика.

— Гриша, сам не смогу я это действо совершить. Ты с Мыколой уж подсоби, а я потом подключусь. Ты завтра не выходной?

— Свободен я буду послезавтра, — ответил Григорий.

— Скорей бы закончить задуманное, иначе ведь заберут до табуна, — размышлял Никанор.

Коня все-таки силой забрали в колхоз, а вот корову он успел зарезать. Николай видел, как выводили на убой Зорьку. Прослезился малость, обратив почему-то внимание на потухшие, безразличные, синие, как сливы, глаза коровы…

«Наверное, она чувствовала свой конец», — подумал Никанор.

* * *

Днепропетровск образца 1928 года встретил сельского подростка непривычным ему гомоном людей, грохотом трамваев и свистками паровозов. В одной из газет он прочитал, что в городе насчитывается 161 трамвай, идет активное строительство трамвайных путей. Нашел и цифру, что к концу года городская электрическая чугунка перевезла 37 миллионов 296 тысяч пассажиров…

Все это впечатляло и удивляло Николая.

Вступительные экзамены в землеустроительный техникум он сдал успешно. Зачислили, дали общежитие. Учеба оказалась не трудной, спасала цепкая память. Но особого желания трудиться по этой специальности не возникало. Отучившись два курса, он в качестве землеустроительного практиканта попадает в окружное земельное отделение поселка Соленое, находившегося в каких-то трех десятках верст от Днепропетровска.

Практиковался с января 1929-го по сентябрь 1930 годы. Много помогал и в домашнем хозяйстве, когда приезжал на побывку домой. Готовился к службе в армии, проявив перед одногодками инициативу, — «подкачаться», набраться силенок. Для крепости духа, как где-то он прочитал, нужна крепость тела. С этой целью с мая по октябрь 1931 года трудился грузчиком на заводе имени Ворошилова в Днепропетровске.

Физическую закалку для службы в армии получил достойную. Заводской мастер цеха по имени дядя Федя, прознавши, что Николай устроился на завод, чтобы набраться силенок, как-то заметил:

— Коля, я скажу тебе — ты молодец, физические упражнения могут заменить множество лекарств, но ни одно лекарство в мире не может заменить физические упражнения. Движение — кладовая жизни, это сама жизнь. Работающие мышцы удлиняют жизнь.

Военная служба в те годы была почетной обязанностью. Авторитет служивого оставался высок. Девчата «белобилетников» обходили стороной, считая их ущербными, слабаками, паиньками, не способными воспроизвести здоровое потомство. А где и на какие средства потом лечить больных детей?

«А чего там, — рассуждал Коля Кравченко, поступая на завод, — и денежки будут, и силенок приобрету. Они сгодятся в армии».

Один из соседей, казак Дмитрий Панченко, участник первой мировой войны, знавший Николая с детства, как-то заметил:

— Смотрю на тебя, Коля, вон какой вымахал. Иди в армию и попросись в конницу, она еще себя не исчерпала. Кони — это быстрота, маневр, внезапность. Ты же казацкого рода. Думаю, обязательно попадешь в кавалерию. От солдата требуется, прежде всего, выносливость и терпение, храбрость — дело второе. Она приходит в момент совершения подвига.

— И мне хочется туда. К лошадям с детства привык. Наездился и с подводой и верхом. Мозоли добрые набил.

— Ну, так тебе и карты в руки.

Как в воду глядел старый вояка…