Легкая поступь железного века - Марина Кравцова Страница 5

— Какая странная сказка! — удивилась Наталья.

— Да не сказка это, — Надя зевнула. — Все — сущая правда. А Савельев лесок — возле нашего Прокудина под Москвой. Поезжай в наши края, кого хочешь расспроси, всякий тебе то же, что и я, расскажет…

Последние слова Надя пробормотала в полудреме, с закрытыми глазами, — вскоре она уже крепко спала.

Наталья посидела немного возле, и убедившись, что подруга спит, встала, перекрестила ее и бесшумно вышла.

«Савельев лесок… Вот чудеса… У графа, что ли, расспросить? Да, надо бы побеседовать с ним, подольститься да понять, за что гнать хочет. Из-за нрава лишь вздорного или же что-то в тайности против меня имеет…»

Прокудинский дом, построенный в те годы, когда Петр Алексеевич, лелея детище свое — молодую столицу, повелел вельможам строиться в камне, видимо, стоил хозяину целого состояния — он был довольно большим и фасад его впечатлял. Но о чем думал тот, по чьему желанию явилось внутри столько переходов, лестниц и лесенок, безо всякого стиля, безо всякой стройности и, кажется, надобности — осталось загадкой. Спустившись вниз, из длинного коридорчика свернув направо, пройдя насквозь несколько зальцев и вновь поднявшись по большой мраморной лестнице, Наталья, в конце концов, попала в картинную галерею. Поспешила ее пересечь, не пожелав рассматривать темные картины на самые разнообразные сюжеты, плотно облепившие узкие стены. Во время всего этого пути она не встретила ни души.

«Как же пустынно, даже холодно, — думала девушка. — Мрачно, красок теплых нет. Понятно, как тяжело Надин быть почти что узницей этого дома… Да, но где же может быть граф?»

Из галереи выход вел в малый зал. За ним — еще один… Наталья хотела было идти дальше, уже взялась за ручку плотно закрытой двери, но услышала голоса. Говорили по-немецки. Невольно прислушалась. Один голос принадлежал хозяину дома, другой также показался девушке знакомым. Вспомнив Наденькино возмущение, узнала — Фалькенберг.

— Говорю вам, Иоганн, нынче Иностранная коллегия ничего не значит! — Прокудин, кажется, сердился. — Сейчас одно лицо — и есть вся коллегия…

— Так о том и речь. Но вы же имеете доступ к секретным документам, в конце концов. Что же, ничего нельзя сделать? Я сегодня встречаюсь с Лестоком… Ненавижу этого выскочку, вы это знаете, но таково желание отца Франциска.

— Отец Франциск — выдающийся ум. Но даже он не в состоянии справиться с Бестужевым.

— Глупости. При желании можно справиться с кем угодно.

— Но я вовсе не желаю начинать войну с вице-канцлером, я не самоубийца!

— Можете считать, что вам дано на это благословение отца Франциска.

— Так пусть он сам скажет мне об этом сам! И давайте, Иоганн, друг мой, помолчим… в моем доме.

— Кого вы боитесь? Ваши слуги понимают по-немецки?

— Здесь еще эта девушка… Вельяминова. Мне очень не нравятся ее посещения, но моя дочь иногда становится так упряма… К счастью, это с ней случается нечасто.

— Вельяминова здесь сейчас?

— Фалькенберг, она вам приглянулась?

Молчание, потом вымученный смешок.

— Нет, конечно! Что за вздор?

— А почему бы и нет? Она достаточно красива и достаточно умна. Настолько красива и умна, чтобы стать хорошим агентом.

— Да это просто бред!

— А что вы так разволновались? Разве она не сестра Александра Вельяминова — Бестужевского агента, который, кажется, имеет наглость присматривать за мной? Вы слышите меня, Фалькенберг?! Этот мальчишка мной интересуется.

— Этот мальчишка очень скоро не сможет никем интересоваться.

— Что такое?

— О, это маленькая тайна! Тайна господина Лестока.

— Вы отделаетесь от Вельяминова? А что будет с его сестрой?

— Что? Она, надеюсь, не пострадает. Зачем впутывать лишних людей?

— Какое благоразумие… Надеетесь или уверены? Вы взяли с Лестока обещание, что девушку никто не тронет? Я, кажется, догадываюсь о вашей тайне…

— Вы столь проницательны?

— Немножечко русской смекалки… Затем волочиться за Лопухиной, которая намного старше вас, будучи безумно влюбленным в Вельминову?

— Не влюблен я в нее, сударь!

— Что с вами? Мне-то что за дело до того, в кого вы влюблены?

— Тогда и не спрашивайте. И, действительно, переменим тему…

Наталья бесшумно скользнула назад, и оказавшись вновь в галерее, замерла перед картинами, делая вид, что внимательно их рассматривает. Ей хотелось унять сердцебиение и попытаться придать себе безразличный вид. Постояв недолго перед какой-то мифологической героиней, она немного успокоилась… Теперь нужно было проделать недавний путь в обратном направлении.

Вернувшись в комнату Наденьки, которая по-прежнему спала, девушка упала в глубокое кресло и притворилась также спящей. Так и застала ее Наденька, вскоре открывшая глаза…

В тот же день разговор стал известен Александру Вельяминову. Брат разволновался.

— Никому… ни единой душе…

— Мог бы и не предупреждать, братец… Что они против тебя задумали?

— Не знаю. Знаю только то, что давно подозревал Прокудина… О, я как можно скорее поговорю с вице-канцлером! Да, Наташа, прости. Не успел тебе сказать: Петр вернулся на днях, я от него записку нынче получил. Он приглашен на сегодняшний вечер к графине Анне Бестужевой. Мы ведь, кажется, тоже приглашены?

— О да!

— Меня там не будет, а ты поезжай, отвлекись от дум…

— Саша, я так боюсь за тебя!

— Не бойся. Они не понимают, с кем связались.

— Бедная Наденька. Кем она окружена!

— Да… Но Прокудин понял, кажется, главное, — Александр усмехнулся. — Пока русские интересы защищает Бестужев, сам Господь будет покровительствовать ему… Какие бы грехи за вице-канцлером ни водились.

Вот что вспоминала Наталья после ухода брата, терзаемая болью от измены жениха, вот что еще не давало ей покоя.

Александр тем временем, теряясь в догадках, ехал к своему лучшему другу поручику Петру Белозерову. К Бестужеву не торопился: был уже у него вчера и узнал приватно от слуг, что вице-канцлер вернется лишь под утро. Стало быть — сегодня, но ведь графу и отдохнуть надобно будет от ночи, проведенной за карточным столом… А такое дело, как честь сестры, отлагательств не терпит.

Петр, едва увидев Вельяминова, крепко, порывисто обнял его, хоть тот и пытался отстраниться.

— Я ожидал тебя, Саша. Выслушай меня, умоляю. Хоть как потом казни — но выслушай!

— Для того я и здесь, чтобы услышать твои объяснения, — отвечал Александр сухо. — Но вот приму ли…

— Должен. Потому что… Да разве вольны мы в движениях сердца своего?