Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин Страница 5
Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
Не зная нот, Надя учила мелодии с голоса, делала заметные успехи и однажды солировала в марше из оперы Л. Мейербера «Пророк». Новой хористке завидовали, в глаза называли «выскочкой», «недотепой», «деревенщиной». Дёжка делала вид, будто не слышит недоброжелателей, не видит косых взглядов, и радовалась пятнадцати целковым в конце каждого месяца. Училась танцевать, чтобы выступать в дивертисменте, поставленном Вацлавом Нижинским, солистом Мариинского театра, в будущем ведущим танцовщиком «Русских сезонов» в Париже.
К концу своего первого сезона Дёжка-Надежда не заболела премьерством (хотя имела большой успех у зрителей — встречали и провожали шквалом аплодисментов, криками «браво»), осталась такой же, какой пришла к Лилиной, — скромной, непритязательной в еде, безразличной к нарядам. Как-то во время исполнения коронного номера «Ухарь-купец», после фразы «И девичью совесть вином залила», горестно взмахнула рукой и, пританцовывая, ушла за кулисы. Зал взорвался. С того дня закрепила походку и повторяла удачный уход.
Стали привычными бесконечные переезды, ночи под разными крышами, питание всухомятку или в трактирах, выступления в народных домах, ресторанах, в цирке.
Среди поклонников Нади Винниковой были не просто состоятельные люди, но баснословно богатые, которые забрасывали цветами, уставляли сцену корзинами с фруктами, дарили отрезы, драгоценности. К чести девушки, она не позволила ни одному поклоннику воспользоваться ее наивностью, неискушенностью. Как попавший из норки на свет зверек, Надя была предельно осторожна, даже пуглива, отметала предложения стать содержанкой, толстосумам давала от ворот поворот, хотя ей льстило внимание солидных мужчин.
Несмотря на успех певицы, Лилина продолжала учить молодую хористку:
— Голос у тебя, как говорится, от Бога, но не для исполнения классического репертуара, тем более арий из опер, а лишь народных песен, романсов…
Бывшая певица посоветовала ни в коем случае не курить, не употреблять спиртное, в мороз закрывать рот шарфом, одним словом, беречь голосовые связки.
Первые большие гастроли прошли в Царицыне. Хор (газеты прозвали его «кафешантанным») пел в ресторане Рахитского, репертуар был очень русским.
…Русская песня — простор русских небес, тоска степей, удаль ветра. Русская песня не знает рабства. Заставьте русскую душу излагать свои чувства по четвертям — тогда ей удержу нет. И нет такого музыканта, который мог бы записать музыку русской души: нотной бумаги и нотных знаков не хватит. Несметные сокровища там таятся — только ключ знает, чтоб отворить сокровищницу. Ключ от песни недалешенько зарыт, в сердце русское пусть каждый постучит…
Трудно сказать, сколько лет Надежда ездила бы по городам и весям, если бы Лилина без памяти не влюбилась в перса и тот не увез руководительницу хора на Кавказ. Оставшись без хозяйского профессионального глаза, хор быстро распался. Наде повезло встретить антрепренера Штейна, который взял молодую певицу в Одессу, где осень и зиму она выступала в парке «Аркадия», а потом в Москве, в саду «Эрмитаж», куда не чурались захаживать банкиры, генералы, сановники.
— Вкладываю в тебя рубль, надеюсь получить два, — признался Наде Штейн, и не ошибся, не остался внакладе.
Стоило состояться на московской сцене дебюту новой исполнительнице народных песен, как по городу разнеслась весть о чудесной певунье из глубинки, почти ребенке.
В первом отделении Надя выступала с небольшим хором, изредка была запевалой, во втором солировала. Завершался концерт под дружные «бис», «браво» — зрители стоя приветствовали рождение истинно русской певицы. Не было ни одной газеты, которая бы не откликнулась на выступления, мастерству Нади дали высокую оценку.
Жизнь сразу изменилась. Забылись завистливые хористки, бесконечные скитания с труппой, можно было ни в чем себе не отказывать, питаться в первоклассных ресторанах, переехать из гостиницы в меблированную с телефоном и ванной квартиру на Арбате, шить наряды у лучшей модистки, приобретать радующие любую женщину безделушки, белье из Франции, отсылать матери в деревню по пятьдесят, а то и по сто целковых…
Все в один голос пророчили ей большое будущее, журналисты (в первую очередь музыкальные критики) награждали Надю лестными эпитетами, соревнуясь с коллегами в проявлении восторга.
«Жаль, мать неграмотна, не то бы прочла, как ее Дёжку расписывают: приеду в деревню и зачитаю, чтоб гордилась. Знаю, станет советовать не терять головы, блюсти себя во всем, не поддаваться всякому искушению, хранить девичью честь…»
Жизнь угораздила меня прыгать необычайно: из деревни в монастырь, из монастыря в шантан. Но разве меня тянуло туда чувство дурное? Когда шла в монастырь, желала правды чистой, но почуяла там, что совершенно чистой правды нет. Душа взбунтовалась и кинулась прочь. Балаган сверкнул внезапным блеском, и почуяла душа правду иную, высшую правду — красоту пусть маленькую, неказистую, убогую, но для меня, и невиданную…
От статей, грома аплодисментов поклонников-почитателей чувствовала себя парящей под облаками — голова кружилась от нахлынувшего счастья. И очнулась лишь после скоропалительного замужества. Танцор Варшавского правительственного театра Эдмунд (он же Эдуард) Мечиславович Плевицкий, статный, красивый, вальяжный, в которого влюблялись чуть ли не все дамы, выбрал в жены не знатную и богатую, не писаную красавицу, а деревенскую, без наследства, тем более счета в банке, скуластую, со вздернутым носом, сочным ртом, раскосыми глазами, смоляной косой простую девушку, зато обладающую внутренним огнем.
Нахлынувшее счастье длилось ровно неделю, затем Плевицкий пропал на целую ночь, спустя несколько дней отлучку повторил. Возвращался невыспавшимся, еле доходил до кровати, пачкал наволочку следами губной помады на щеках и шее, звал каких-то Лолиту, Марию. Надежда с ужасом смотрела на ее несравненного Эдмунда, не могла поверить, что это тот самый красавец с манерами гусара, который недавно казался самым желанным, галантно ухаживал, чуть ли не носил на руках. Сейчас на кровати лежал совершенно чужой, мятый, похотливый незнакомец…
«Как могла клюнуть на внешний лоск, не разглядеть мелкую душонку развратника? Изволь теперь расплачиваться…»
Отоспавшись, муж жаловался на раскалывающуюся голову, требовал шампанского, корил Надю за поклонников, читал скучные нотации, а вечером вновь пропадал.
«У кого-то первый месяц замужества медовый, у меня он горький».
Будучи от рождения решительной, обладая сильной волей, Надя одним махом разрубила все, что связывало с Плевицким, переехала от него в другую гостиницу, в душе все же надеясь, что Эдмунд одумается, перестанет волочиться за танцовщицами, приползет на коленях, попросит прощения.
«Нет! — останавливала себя Надя. — Извинения, клятвы не помогут, измену, предательство не прощу!»
От кратковременного замужества остались горечь, жалость к самой себе и новая фамилия, которая с годами стала известна всему музыкальному миру.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии