Наталья Кирилловна. Царица-мачеха - Таисия Наполова Страница 49

Царю Борису, опасавшемуся волшебства и державшему в страхе перед собой весь народ, удалось легко расправиться со своими соперниками Романовыми. Приказав подбросить им мешок с кореньями, он легко поймал их с «поличным». Вполне испытав на себе гнев и злобу окружающих, Романовы были «по справедливости» наказаны лишением боярства, вотчин и сосланы в далёкие края.

Пережив в раннем возрасте эту опалу вместе с родными, царь Михаил впоследствии стал наказывать невинных за то же самое волшебство, которое погубило многих его родных: дядья Михаила погибли в ссылке. Когда на стольника Илью Милославского, будущего тестя царя Алексея, поступил донос, что у него хранится волшебный перстень дьяка Грамотина, Милославскбго долго держали под арестом, а в его особняке и подворье неоднократно совершались обыски. Хорошо ещё, что сам жив остался.

При царе Алексее жестокое преследование ведовства было своего рода обычаем. Жизнь человека в те времена ничего не стоила. К примеру, царь Алексей приказал казнить писца только за пропуск одного слова в царском титуле.

При подобном состоянии нравственности такому ловкому человеку, как Матвеев, ничего не стоило использовать борьбу с ведовством в своих интересах. Сам он при этом скрывался за широкой спиной царя Алексея.

Именно в то время Матвееву требовалось навести подозрение на князя Куракина, дядьку наследника престола царевича Фёдора. Для этого и начат был розыск «о ведомой ворихе и ворожее слепой девке Феньке», которая жила в доме князя. Всё делалось «по особому поручению государя». Князю Куракину велено было «сидеть в своём дворе и по указу никуда не выезжать, а девку и людей лучших у него взять и пытать их жестокою пыткою накрепко».

Несчастную Феньку на пытке подробно расспрашивали, ездила ли она по боярским дворам и по скольку дней жила в тех дворах с людьми «князя Куракина и сам князь ведал ли про то». Каждому боярину, знавшему о Феньке, был учинён особый допрос. Всё велось к тому, чтобы вызвать сомнения в добропорядочности некоторых бояр, находившихся, как показывали события, в дружеских отношениях с князем Куракиным. Особое внимание уделялось, в частности, боярину Шереметеву, заподозренному, очевидно, в дружеской приязни к «партии» царевича Фёдора и царевны Софьи. Судьи допрашивали верховных боярынь и дворовых людей. Матвееву, судя по всему, требовалось уточнить «расстановку сил» в дворцовой среде и одновременно бросить тень на людей нежелательных.

Однако «добыча» Матвеева была невелика, если ему не удалось оттеснить верного царю и царевичу Фёдору князя Куракина. Несчастную же слепую ведунью запытали до смерти. Тут уж не осторожничали.

В те же дни розыска о ворожее Феньке шло другое следствие «по государеву тайному делу». Для сыска с князем Одоевским, которому поручалось это дело, «был с ним в товарищах боярин Артамон Сергеевич Матвеев с думскими дьяками и подьячими целою канцелярией». На этот раз под великим подозрением была жена верного царю стольника Алексея Мусина-Пушкина — Арина.

Что это за дело, неизвестно, но обставлено оно было свирепыми распоряжениями, что уже само по себе подозрительно. В дворцовые сёла по Троицкой дороге, в Тайнинское, Братовщину, Воздвиженское, были отправлены не просто стрельцы, но головы московских стрельцов разных приказов, каждый со своим приказом-полком. И велено им было допрашивать, кто с Москвы поедет или к Москве, какого чина и для какого дела, и все письма досматривать.

А дело было — сослать Арину Мусину-Пушкину в её село в Вологду, да время от времени посылать к ней по сто стрельцов для караула: как бы не сбежала жёнка. Под стрелецким караулом держались и её родственники. Сама же Арина была за «крепким караулом», и ни к ней, ни к её сыну Ивану не велено было никого пускать. Но Иван, несмотря на «крепкие караулы», пропал без вести.

Во всё это время Матвеев, первый вельможа в государстве, тоже «был в наряде», когда вёлся строгий досмотр всех приезжающих и отъезжающих. Судя по всему, он один заменял собой тайную сыскную канцелярию, учреждённую царём Алексеем. Всё проверялось и держалось в тайне.

Однако дело на Арину Мусину-Пушкину скорее всего было состряпано, ибо никаких следов от него не сохранилось. И сын Арины не только сыскался, но и был при царе Фёдоре Алексеевиче в особой милости у него. Это служило явным доказательством, что само дело было пустотным и затеяно в тайных интересах Матвеева. Царь Фёдор не стал бы приближать к себе врага своего отца.