Последний штурм — Севастополь - Сергей Ченнык Страница 49

Бой у моста был коротким. Частью переколов, частью пленив не успевших оставить позицию французских солдат, одесцы не задерживаясь рванулись к реке. Французы не дрались и не собирались насмерть драться, отстаивая укрепление. Это в их планы не входило: «…неприятельские колонны бросились на мост, подобно горным лавинам. При помощи лестниц и переносных мостков они перешли Черную под защитой огня своей артиллерии и прикрытием густого утреннего тумана. Защищать этот рубеж, атакуемый по всему протяжению берега, было невозможно. Обороняющиеся свернулись и в хорошем порядке отошли, чтобы затем атаковать с более выгодной позиции».

Понимая, что удержать противника не сможет, генерал Фальи дал команду на отступление, которое прикрыла огнем артиллерия. Базанкур недаром восхищается Фальи, для которого день сражения на Черной речке стал «блестящей страницей всей его службы».

Французские артиллеристы, прикрывавшие свою пехоту, не имели права сниматься с позиций пока не обеспечат её отход, пусть даже ценой собственных жизней. Затем, сделав последний картечный выстрел в подходившую линию противника, им оставалось одно — бросить орудия и спасать себя бегством. В этом случае линейная пехота и стрелки благополучно сохраняли личный состав и построение, а русская пехота, наоборот, теряла и людей, и строй и, естественно, управление.

Наступление продолжалось. Тотлебен: «Овладев предмостным укреплением и перейдя р. Черную частью по мосту, частью же вброд, глубиною до плеч, войска 12-й дивизии быстро продолжали преследование неприятеля, пользуясь при этом отчасти переносными мостиками, накинутыми через водопровод.

^{Генерал и офицер зуавов в траншее под Севастополем. 1854 г.}

Цепь стрелков и часть 3-го и 4-го батальонов Одесского полка успели скорее прочих перейти канал и лихо взобрались под огнем картечи на первый уступ средней Федюхиной высоты. Пробежав укрепление, сооруженное из земляных мешков, они бросились на французскую

батарею, отстоявшую от реки около 250 шагов; она была захвачена этою атакою совершенно врасплох: лошади не были запряжены и часть зарядных ящиков лежала на земле».

Поправим Тотлебена. Одесский егерский полк уже никак не мог атаковать стрелками. Все что было разомкнуто, осталось сзади. Стрелки, рассыпанные в цепь, продолжали лежать, 4-й батальон, потерявший командира, остался во второй линии. В первую линию перешли «коробки» трех остальных батальонов в строю «к атаке», а что может быть лучшей мишенью для стрелков, чем сомкнутая масса пехоты. Неудивительно, что французские артиллеристы почти сразу после перехода русскими Черной перешли на картечные выстрелы. А незапряженные лошади — это лишнее свидетельствование, что артиллеристы не собирались снимать с позиций орудия. Оставленные в целости и сохранности после отступления русских пушки стали для них приятным сюрпризом. Я думаю, что командование артиллерией списало их как уничтоженные уже во время первой атаки. Но, увы, к несчастью для Реада, эти орудия еще постреляли…

^{Французская пехота под Севастополем. 1855 г.}

Это еще одна болезнь русской пехоты во время Крымской войны — стремиться сохранить в целости захваченные у врага орудия. В результате, уже побывавшие в ее руках французские пушки (а они были взяты, о чем свидетельствуют и русские и французские очевидцы), почему-то не были уничтожены (приведены в негодность).

Этой, самой несчастной батареей, по позициям которой в ходе всего сражения по нескольку раз, разгоняя артиллеристов, пробегали русские и французские пехотинцы (только каждый в свою сторону), была 6-я батарея 13-го артиллерийского капитана де Сайли, прикрывавшая предмостное укрепление. В начале сражения Сайли отправил второго офицера батареи, двадцатилетнего лейтенанта Савари, с тремя орудиями к Трактирному мосту, а сам остался с тремя другими на основной позиции. Эта перестановка дала возможность батарее эффективно поражать наступающую русскую пехоту.

Несмотря на сильный обстрел, артиллеристы Сайли выстояли и сразу после начала атаки заняли места у орудий. Первой в дело пошла картечь. Все русские участники упоминают этот тип боеприпасов, никто из них не говорит о разрывах гранат. Остановить наседающих русских егерей не удалось. Пули русских пехотинцев валили то одного, то другого французского артиллериста. Командир — капитан де Сайли был ранен пулей, лейтенант Савари потерял ногу. Его еле успели вынести из огня. Среди солдат и сержантов было 13 убитых и 22 раненых — практически весь личный состав батареи, находившийся на позиции. 30 лошадей были или убиты или уведены русскими.

Давайте сейчас еще раз вернемся к поведению русских пехотинцев на захваченной французской батарее. Слишком уж серьезными оказались последствия. Итак, батарея взята. Это факт, который подтверждают все источники. Чтобы обезопасить себя, нужно вывести из строя орудия: заклепать, разрушить лафеты и колеса. Сделать хотя бы это, если нет возможности увезти. Увы. Возможно, русские офицеры уже видели в орудиях трофеи и стремились сохранить их целыми. Многие зарубежные историки указывают на факт, что русские солдаты не выводили из строя (если не было инструмента для заклепывания, то хотя бы, как мы уже говорили, ломая лафеты и колес,) или не увозили с позиций орудия противника, — как на одну из ошибок русских командиров. Это позволило разбежавшимся французским артиллеристам через некоторое время снова возвратиться к орудиям и открыть огонь. В результате, как только орудийные расчеты, вернее — их остатки собирались у пушек, батареи вновь оживали.

Одесский полк дошел до батареи. Но не весь: 4-й батальон и стрелки не спешили даже врываться в предмостное укрепление. Судя по тому что командир полка был вскоре убит — они вообще не переходили через Черную,

Остальные три батальона под сильнейшим огнем перемешав порядок, начали терять организованность. Еще одна деталь, имеющая непосредственное отношение к причинам поражения на Черной речке — это недооценка значения морального фактора. Главное мы уже поняли — войска не были настроены на победу, правда это касалось больше офицеров, у солдат мотивация была приземленнее и потому надежнее. Традиционно усиливающие силу духа элементы игнорировались полностью. Наверное это было единственное, или по крайней мере одно из немногих сражений, в котором русский солдат сражался не под развевающимися знаменами. Притом что знамена в императорской армии «…играли не только роль объединяющего символа, но и очень важную воспитательную роль в жизни армии. Знамя всегда было важнейшим символом подразделения любой армии». Для русского солдата наличие расчехленного знамени в строю имело не столь символический, сколько религиозный смысл. Военный историк Ф.Ф. Орлов писал: «В русском народе с давних пор существует почитание военных знамен как святыни. При встрече со знаменем какого-либо полка многие снимают шапки, “осеняет себя крестным знаменем православный народ”… Что означает “стоять или умереть за знамя”, у нас все отлично знают и понимают, кто и не был на военной службе».