Храм фараона - Зигфрид Обермайер Страница 49

Позади святилища находился пруд, который окружала высокая стена. От него так жутко пахло, что даже безносый Меру это почувствовал. Один из священных крокодилов отдыхал на большом камне — толстый, ленивый и коварный, однако он казался сытым и не обратил внимания на посетителей. Животное было так богато украшено золотом и драгоценными камнями, что производило впечатление культовой фигуры. Вокруг шеи и передних лап были обвиты золотые цепи, и даже его чешуйчатый хвост был обвешан различными украшениями.

— Их два, — объяснил жрец. — Другой лежит в воде.

Зоркие глаза Меру отыскали наконец возвышение на мутном зеркале пруда, которое выглядело как кусок корявого дерева, — ошибка, которая многим людям принесла смерть.

Жрец достал кусок мяса из глиняного кувшина и бросил его в воду. Ничего не шевельнулось, мясо медленно потонуло в пруду, оба животных не обратили на него внимания.

— Они сейчас сыты, наши боги. Так или иначе, им не нравится свежее мясо. Только когда мясо начнет тухнуть под водой, оно возбуждает их аппетит. У крокодилов на воле по-другому. Они часто так голодны, что нападают на рыбака на берегу и утаскивают его в воду. Два месяца назад рабыня из поместья стирала на берегу платье. Несколько голодных крокодилов схватили ее за руки и растерзали в воде. По правде говоря, бедняжке посчастливилось.

— Посчастливилось? — удивился Меру. — Как это понимать?

Жрец вздохнул и блеснул своими глазками рептилии.

— Ты, вероятно, уже слышал: тот, кто живым становится жертвой крокодила, оправдан и тотчас становится Озирисом. Его ка без тела обретает покой, потому что оно может поселиться в храме Себека и принимать участие в жертвах, которые приносятся богу. Это ли не счастье! Плохой, жестокий человек должен считаться с тем, что его сердце будет взвешиваться Озирисом и оказаться легче пера Маат. Тогда его бросят демонам ада, и он будет вечность терпеть мучения. Смерть в пасти Себека предотвращает это, и из преступника мгновенно получается святой. Да, Себек хороший, он готов помочь, а люди, к сожалению, это часто забывают.

— Это звучит почти так: несчастьем является умереть нормально, быть забальзамированным и погребенным в Доме Вечности. Я думаю…

Но взволнованный жрец прервал его:

— В большинстве случаев это также несчастье! Взгляни на старые гробницы тех, кто умерли двести или триста лет назад! Из их рода никто больше не живет, за их Вечными Жилищами не ухаживают, они не охраняются — и что происходит?

Меру сразу понял, что имеет в виду жрец, однако притворился глупым и пожал плечами.

— Гробницы грабят, с мумий срывают бинты из-за драгоценных амулетов, а ночью приходят шакалы и утаскивают кости с собой! Это что, лучше? — брызгал слюной жрец.

— Нет, конечно же, нет, однако мысль, что тебя растерзают острые зубы…

— Ах, это! Это происходит как один вдох. Свидетели сообщают, что люди даже не успевают закричать. Некоторые добровольно принимают такую смерть. Кроме того, близкие экономят на погребении.

— Честно говоря, ты прав, только это как-то… немного необычно. Ты упомянул до того о фараонах во время охоты за птицами. Если они видят здесь храм, я не могу себе представить…

— Нет-нет, они охотятся не на этой стороне, а на севере, потому что там больше дичи. Может быть, Благой Бог Рамзес даже не знает, что здесь находится храм Себека.

Это-то и хотел знать Меру. На следующий день он поехал к северному берегу и внимательно осмотрел местность. Однако это было непросто, потому что по широкой болотистой местности едва можно было ступать, а из-за ужасающего шума болотных и озерных птиц ничего не было слышно. Только один раз Меру наткнулся на кусочек свободного берега. Здесь рыбаки явно утоптали ил, чтобы сделать проход получше.

Меру ощутил жажду и хотел набрать пригоршню воды, но тихий всплеск предупредил его. Он взглянул и увидел их: целая дюжина крокодилов лежала на мелководье, и глаза многих рептилий внимательно наблюдали за ним. Одно из животных направилось к берегу, и раздался всплеск. В первый раз за долгое время Меру почувствовал страх и быстро побежал к своему ослу. Вероятно, это крокодилы, выходя на берег, утоптали ил, и ни один из рыбаков не осмеливался приблизиться к этому месту. Чтобы наверняка выполнить свой заказ, он должен был так же хорошо знать эту местность, как свое тайное убежище в пустыне. В это мгновение Меру решил навсегда покинуть разбойников. Пусть они выбирают себе нового Себека, здесь его ожидает самая важная и, вероятно, последняя миссия, и он должен будет выполнить ее один.

Изис-Неферт полагала, а ее поверенный Незамун соглашался с ней, что царь слишком мало занимается воспитанием ее сыновей. Он видел их не так часто, как сыновей Нефертари, а неплохо было бы, чтобы отец по крайней мере следил за тем, как они растут, и хотя бы различал их.

Увы, Амон, как будто для того, чтобы подчеркнуть, что Рамзес не играет в их жизни особо большой роли, создал мальчиков настолько похожими на мать, как если бы скульптор несколькими скупыми движениями сделал по подобию женской фигуры две фигуры юношей. Даже в детстве было заметно их удивительное сходство с матерью, которое читалось, однако, только в их лицах. Оба унаследовали от отца атлетическое сложение, особенно Рамозе, который в свои четырнадцать лет был уже на целую голову выше своей матери. Он любил упражняться с оружием и при любой возможности стрелял из лука во все, что только могло стать целью. Однажды он даже выстрелил в кошку одной из наложниц и поранил ей ухо. За это он получил двадцать пять ударов бамбуковой палкой, потому что никому не позволено безнаказанно принести вред священному животному Баст.

Его двенадцатилетний брат Хамвезе от всего сердца презирал эту любовь к лукам, мечам и пращам. Уже в десять лет он превосходил всех в письме и чтении. После школы он любил посещать мастерские художников и скульпторов, проводил много часов в строительных архивах, изучал планы и держал в голове чертежи всех важнейших храмов Мемфиса и Пер-Рамзеса. Царь поддерживал этот интерес, полагая, что наследников у него достаточно, поэтому один из них вполне может пойти по стопам ученого бога Тота. В то время как Рамозе и оба сына Нефертари, Амани и Енам, сопровождали царя на охоту, Хамвезе мог путешествовать с Пиайем, и главный архитектор признался однажды, что самым способным его учеником является принц Хамвезе. Фараон не без удовольствия выслушал похвалу, ведь строительство было его самой большой страстью.

Оба сына Изис-Неферт воспитывались вместе с сыновьями Нефертари, и, кроме случайных ссор, между братьями не было и тени вражды. Они все носили на лбу золотой урей и гордились своим отцом, Благим Богом и носителем священного двойного венца.

Каждый знал, что Амани — наследный принц и, судя по всему, станет приемником отца. Наследственные черты матери и отца постоянно спорили друг с другом в лице и нраве Амани. Сам по себе он был мягким и послушным мальчиком, учился то хорошо, то плохо, целые дни мог упражняться с луком, чтобы не отстать от других, а затем снова сидел целыми часами со своим учителем за закрытыми дверями, слушая рассказы о деяниях своих предков, о великом воине Мен-хепер-Ра Тутмосе, который в грандиозных военных походах покорил владык Кадеша и Мегиддо вместе с их вассалами, а позднее дошел даже до берегов Евфрата. При этом Амани, он не был тугодумом, соображал все быстро и доводил большинство своих предприятий до конца.