Освободители - Роберт Харви Страница 48

«Мы находились в положении рабов — не в смысле обращения с нами, а по уровню развития. Мы не принимали никакого участия в решении наших собственных дел. У нас нет никаких знаний об управлении и руководстве государством. На самом деле мы — взбунтовавшиеся рабы, не имеющие ни знаний, ни опыта для того, чтобы быть руководителями, дипломатами, судьями и законодателями. Для того чтобы управлять своими государственными делами, нам следует прежде всего изучить основы формирования государства и способы управления им.

Представительное правление не соответствует нашему характеру, традициям и тому уровню, на котором мы сейчас находимся… Наши сограждане не развили в себе тех талантов и политических качеств, которые отличают наших северных братьев (Соединенные Штаты Америки). Политическая система, не подходящая к нашим условиям, может погубить нас. К тому же, к сожалению, нами руководят пороки, привитые нам испанцами и усиленные честолюбием и жадностью».

Совершенно ясно, что в этих рассуждениях Боливара проявился его страх перед толпой и восстаниями чернокожих и льянерос в Венесуэле. Именно этим обстоятельством объясняется возникновение идеи доброжелательного абсолютизма, которая окажет значительное влияние на политические системы в Латинской Америке в течение следующего столетия.

По той же самой причине Боливар отверг идею федерализма, провозгласив необходимость централизованного управления. «Не используйте лучшую систему правления. Используйте ту, что наиболее эффективна в данных условиях», — призывал Боливар.

На конгрессе в Панаме Боливар вновь заговорил об объединенных нациях Латинской Америки: «Было бы замечательно, если бы Панама стала для нас чем-то вроде греческого Коринфа. С Божьей помощью когда-нибудь мы сможем созвать там грандиозную ассамблею представителей наших республик, королевств и империй, которые будут обсуждать наши проблемы или вопросы войны и мира». Затем он таинственно прибавил: «Кетцалькоатль, пернатый змей мексиканских легенд, Меркурий и Будда Южной Америки, однажды вернется».

«Предчувствия говорят нам, что он скоро вернется. Можете ли вы представить, что произойдет, если среди людей окажется некто, похожий на Кетцалькоатля, Будду леса?.. Крепкая связь с этими корнями обязывает нас сбросить владычество испанцев, выгнать войска и приспешников коррумпированной Испании с нашей земли и установить могущественную империю с самостоятельным правительством и хорошими законами. Пророк Анауака Кетцалькоатль принесет нам великие перемены. Это божество едва знакомо мексиканцам, а там, где его знают, воздают ему недостаточно почестей. Что ж, это участь всех поверженных, даже если они боги…»

Это невразумительное высказывание на самом деле лишь подтверждает, что во взглядах Боливара произошли большие изменения — теперь его занимала идея человека, ведомого судьбой, — личности, которая способна изменить историю и руководить целыми нациями. Эта идея впоследствии будет заимствована идеологами каудильизма, омрачившего на многие годы жизнь на континенте.

Боливар разделил мир на прогрессивный либеральный союз Британии и Соединенных Штатов Америки и реакционный союз Испании, Австрии, Пруссии и теперь еще и Франции. Боливар предвидел и будущее собственного народа. Он писал издателю «Письма с Ямайки»: «Испанцы после многочисленных неудач в Венесуэле все-таки отвоевали ее. Армия генерала Морильо завершила подчинение страны. Казалось бы, независимость потеряна навсегда, если бы не одно обстоятельство: освобожденные рабы, сделавшие так много ради победы роялистов, перешли на сторону борцов за независимость, которые не обещают им абсолютной свободы, как испанцы. Теперь героями независимости стали партизаны Бовеса, а не белые креолы, которые никогда до конца не понимали наших благородных целей».

Когда Боливар писал это, он просто хотел, чтобы так было. Он верил, что сможет переманить головорезов Бовеса на свою сторону. Морильо разрушил их надежды, восстановив старую социальную систему и собственнические права и сохранив рабство. Силы, совершившие кровавую социальную и расовую революцию в Венесуэле и маскировавшиеся под реставрацию испанского господства, теперь были уничтожены самой империей. Боливар предполагал взять в свои руки неконтролируемые войска, разрушившие его независимое государство, и направить их против того самого страшного смерча, который вышиб его из седла. Это был блестящий план.

В начале декабря 1815 года судьба опять сыграла с Боливаром злую шутку. Он получил предписание защищать Картахену, осаждаемую испанцами. Обрадовавшись тому, что в нем опять есть нужда, Боливар оставил Хулию и на корабле отправился на материк. Уклоняясь от испанских военных кораблей, корабль Боливара приближался к берегу, но вдруг стало известно, что Картахена уже пала. Люди, оставившие город, бежали на Гаити. Боливар отправился на остров Эспаньола, западную половину Гаити. И здесь фортуна улыбнулась ему. В порту его встречал президент Гаити Александр Петион. Рабы, освобожденные им, выдворили Наполеона и создали независимую республику. Петион восхищался «Письмом с Ямайки».

На Эспаньоле Боливар встретил также богатого еврейского купца из Кюрасао Луиса Бриона, с которым имел переписку. Брион поддерживал идею независимости. В его распоряжении было большое количество кораблей, включая корвет с двадцатью четырьмя орудиями и небольшой фрегат. Наконец-то Боливар получил в свое распоряжение военные корабли и мог передвигаться по морю. Богатый англичанин Роберт Сатерленд также предложил свою помощь Боливару.

Вместе с беженцами из Картахены сюда добрались немало бывших офицеров Боливара, среди них и Карлос Сублет, который когда-то был секретарем Миранды. Сублет прибыл со своей матерью и двумя сестрами. Одна из них, Исабель, красавица с длинными рыжими волосами, стала любовницей Боливара. Появились также и старые враги Боливара, в том числе «верховный вождь» Мариньо, красивый и болтливый Пиар, неграмотный дикарь Бермудес и Мариано Монтилья — бывший друг Боливара, теперь поддерживавший его недруга Кастильо. Среди прибывших были и Грегор Макгрегор, шотландский путешественник, одетый в килт и не выпускающий из рук волынку, а также французский наемник Дюкудре-Хольстейн, описавший триумфальный въезд Освободителя в Каракас. Однако через два месяца постоянных распрей с Боливаром он покинул остров. Позже Дюкудре-Хольстейн напишет злобные воспоминания, в которых расскажет о своих отношениях с Боливаром.