Рубин Рафаэля - Диана Хэгер Страница 48

Маргарита с умиленным сердцем вошла в святилище. В этом теплом, залитом мерцанием свечей прибежище мира и покоя она молилась, исповедовалась и горевала по умершей матери. Здесь она снова обретала надежду, даже если бывала тут мимоходом. И теперь, когда ее жизнь стремительно менялась, ей особенно приятным показалось вернуться сюда.

Маргарита направилась между двумя рядами деревянных сидений к нефу, где священник в черной рясе, широкоскулый, с тяжелой челюстью, вынимал огарки из латунных подсвечников возле алтаря. Маргарита смотрела на него и думала, что время не властно над падре Джакомо, воплощением спокойной доброты. Он был невелик ростом, лысоват, на висках уже вовсю серебрилась седина. Маргарита почувствовала, как ее улыбка стала шире под взглядом таких знакомых серо-голубых глаз.

– Пресвятая Богородица! Как я рад тебя видеть, дитя мое, – сказал святой отец, и они обнялись. Потом он отстранился и вытянул вперед руку, как сделал бы гордый дядя, любующийся племянницей. Перемены, происшедшие с Маргаритой с ее последнего прихода в церковь, не остались для него незамеченными. Одна сияющая улыбка на ее лице говорила сама за себя.

– Мне очень не хватает ваших проповедей, – промолвила Маргарита. – И ваших добрых советов, падре.

– Похоже, у тебя и без них прекрасно идут дела, – ответил он, глядя с усмешкой на прославленного художника, одетого в светло-зеленый бархатный плащ с меховой оторочкой и такого же цвета берет. Руки мастера, отмытые от краски, были украшены кольцами. Священник явно ждал, когда их представят друг другу.

Рафаэль в это время рассматривал большую пустую нишу рядом с алтарем. Потом резко обернулся с выражением искреннего интереса на лице.

– Здесь бы прекрасно смотрелось «Успение Богородицы», – объявил он, показывая на пустое пространство. – А тут – небольшое изображение Мадонны в золотом окладе.

– Моему приходу такая роскошь не по карману, синьор Рафаэль.

Он улыбнулся.

– Так вы знаете, кто я?

– Весь Рим знает своего художника. Я падре Джакомо, – представился священник, вежливо улыбаясь.

– Маргарита много рассказывала о том, как вы были к ней добры после смерти ее матери. Мне кажется, что я уже давно вас знаю.

– Мне очень приятно, что вы обо мне такого мнения. – Он почтительно опустил взгляд, но тут же снова посмотрел на гостей с широкой улыбкой. – Так чем же я обязан удовольствию видеть вас?

– Мне очень хотелось сюда прийти, – призналась Маргарита. – И еще хотелось, чтобы синьор Санти увидел это место, которое так много значит для меня и моего квартала.

– В таком случае это для меня двойная честь. – Он сложил оплавленный воск в пеньковый мешочек, который держал в руках, и продолжил: – Мне нечем вас попотчевать, но я сочту за честь предложить вам вина и хлеба из пекарни Луга. Я рад приветствовать в нашей скромной церкви великого художника и женщину, которая его сюда привела.

Рафаэль улыбнулся.

– Мы с радостью примем ваше предложение, падре.

Они устроились в маленькой, отгороженной занавесками комнатке позади часовни. Скромную белизну стен оживляло только маленькое застекленное окно со свинцовыми переплетами и железной ручкой. Они толковали об искусстве, Церкви и исключительной простоте Маргариты в образе Мадонны.

– Я помню ее еще маленькой девочкой. Кажется, это было совсем недавно! – с гордостью сказал падре.

– Жаль, что я тогда ее не видел, – отозвался Рафаэль. – Какой она была?

– О, она всегда была славной девчушкой. Все те же круглые глаза, все тот же смех. В ней с самого начала теплилась Божья искра. Совсем крошкой она любила во время службы прятаться за столиком при алтаре. Так ей было лучше слышно, вот какая была набожная! Помнишь, Маргарита?

– Конечно помню, – засмеялась она. – Отец тогда показал мне, где раки зимуют!

– А теперь она выросла и стала красавицей, уверенной в себе женщиной, у которой целая жизнь впереди.

Я только могу себе представить, как прекрасна наша Маргарита на картинах такого художника!

– Приходите к нам в мастерскую. Увидите своими глазами.

– Это невозможно!

Рафаэль наклонил голову на бок.

– Вы не хотите?

– Что вы! Я не смею об этом мечтать. Я бедный священнослужитель, и мне не пристало выходить за пределы своего прихода, который мне знаком и понятен.

Рафаэль сдержал улыбку, приложив к губам палец, на котором поблескивало золотое кольцо.

– А как вы тогда отнесетесь к тому, что мои помощники придут сюда и украсят стену храма изображением Успения Богородицы?

– Зачем вам брать на себя такие хлопоты? – недоумевал священник – У вас наверняка достаточно срочных заказов от влиятельных людей, способных к тому же заплатить столько, сколько заслуживает ваш: талант!

– Затем, что это место и вы, падре, дороги синьорине Луга. Ее счастье делает счастливым меня. А вторая ниша на той стене так и просит, чтобы в нее поместили маленькое изображение Мадонны. Я готов написать его для вас собственноручно.

– Ни я, ни эта церковь никогда не забудут того, что вы для нее сделаете, синьор Санти. Если вам когда-нибудь понадобится наша помощь, мы исполним любую вашу просьбу, – с искренней благодарностью сказал священник.

Прошло шесть недель, наступил новый год, и в церковь Санта-Доротеа явился молодой, хорошо одетый посыльный из мастерской синьора Рафаэля с пакетом. Внутри свертка падре Джакомо нашел маленькое круглое и удивительно тонко выписанное изображение Мадонны, одетой весьма необычно: в тюрбане, голубой шелковой робе и зеленой шелковой шали. Пресвятая Дева смотрела прямо на падре глазами, полными спокойной, безмятежной любви к младенцу, играющему у нес на руках. Падре безошибочно узнал в нем младшего сына Легации Перацци, Маттео. На заднем плане священник узрел юного Иоанна Крестителя, написанного с другого ее отпрыска – Луки. Мадонна была прекрасна и неподвластна времени. У Той, что воплощает вселенскую любовь и всепрощение, было лицо простой девушки из семьи пекаря, Маргариты Луги.