Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Иван Новохацкий Страница 47

Накануне ночного штурма высоты меня вызвал командир дивизиона капитан Савин. Оказывается, приехали корреспондент какой-то газеты и фотограф, которым надо было отснять момент постановки задачи на штурм высоты. Пришлось позировать. Хотя задачу по поддержке батальона, которому предстояло штурмовать высоту, имела моя батарея, на снимке отсняты все командиры батарей и другие офицеры дивизиона. Но снимок действительно был сделан непосредственно в боевых порядках, на подступе к высоте 517 накануне ее штурма.

Уже совсем стемнело, когда наши десантники начали штурм. Вначале бой был бесшумным — от камня к камню, от дерева к дереву, стараясь не выдавать себя шумом, десантники поднимались по склонам. Надо было как можно ближе подойти к противнику, который держал оборону по гребню высоты.

Немцы методично пускали ракету за ракетой. Это в известной степени помогало и нам. Видно было, где находится противник, кроме того, освещалась местность, по которой мы двигались. Конечно, приходилось замирать на время, чтобы не заметил враг. Пехота наша с трудом карабкалась по обледенелым скатам высоты. В этой обстановке даже сама мысль поднять орудия на высоту казалась нелепой, вернее, нереальной задачей. Но от ее решения зависел успех боя и жизнь многих солдат и офицеров.

Ко всем трудностям надо было к тому же соблюдать тишину, пока пехота наша не подползла к противнику вплотную и не завязала огневой бой. Надо было поднять хотя бы одно орудие. Даю команду начать подъем. Шестеркой лошадей в таких условиях управлять трудно. Пытаемся тащить четверкой. Лошади храпят от возбуждения и напряжения. Рывок вперед на несколько метров. Под колеса сразу же подложили камни, препятствуя скатыванию назад. Передышка. Снова рывок, лошади падают на обледенелом скате, и орудие вместе с лошадьми и расчетом скатываются назад, не помогли и камни.

Посоветовавшись с людьми, убираем средний унос (звено лошадей в упряжке), оставляя только две коренные лошади. Завели веревки за ближайшие деревья, чтобы помочь им тащить орудие. Еще рывок, лошади падают, разбивая в кровь коленки и морды. Но удается продвинуться на 2–3 метра, а главное — закрепить орудие. Несколько таких рывков — и преодолено метров пятнадцать. Выдохлись и животные и люди. Отдохнули несколько минут, и снова рывок вперед. Падают лошади, падают люди, орудие и упряжка скатываются назад, почти к тому месту, откуда начали движение. Снова приходится начинать сначала. После очередного рывка, когда орудие и упряжка начали скатываться назад, под колеса орудия в горячке и отчаянии бросился командир орудия, сержант, не помню его фамилию. Орудие, весившее около полутора тонн, переехало его колесами и покатилось дальше. Солдаты расчета едва успели выхватить своего командира из-под копыт лошадей. Кости у сержанта оказались целы, но его изрядно помяло. Все же он отказался идти в лазарет, впрочем, мы и не знали, где он находится. Орудие уперлось в ствол дерева и остановилось. Стало ясно, что таким способом орудие нам не поднять. Нужно было другое решение.

Решили отказаться от лошадей и попытаться только людьми поднимать орудие. К каждому колесу прицепили по две лямки, похожие на бурлацкие, они входят в штатную экипировку артиллеристов. Орудие развернули стволом вперед, всех людей батареи расставили рядом. Лямки завели за ближайшие деревья, другие — за другие деревья впереди орудия. Тихо звучит команда, рывок, орудие на три-четыре метра продвинулось вверх по склону и остановилось, надежно удерживаемое лямками. Две нижние лямки, освободившись, заводим за деревья впереди орудия. Снова рывок, и вновь удалось продвинутся на три-четыре метра. Неимоверными усилиями удалось подняться вверх по склону метров на двести. Это явный успех. Но люди буквально выбились из сил и лежат рядом с орудием на обледенелом скате.

К этому времени наши десантники завязали ожесточенный бой с противником, там, очевидно, дошло до рукопашной. Сверху летят ручные гранаты, часть из них достается и нам. Немцам сверху удобно метать их вниз. Бой яростный, упорный, жестокий. Каждый понимает, от его исхода зависит возможность дальнейшего наступления дивизии.

К середине ночи нашим десантникам удается выбить противника с его позиций и закрепиться у самой кромки высоты. Противник отошел метров на двести назад и поливает наши подразделения сильным ружейно-пулеметным огнем. Пехота закрепилась и дальше продвигаться не решается — впереди открытая местность, вероятно, лесная вырубка, только отдельные деревья видны в прозрачном свете осветительных ракет.

Огонь из вражеских пулеметов и автоматов трассирующими пулями высекает из камней мириады искр, создает такой фейерверк, что даже мысль о необходимости продвинуться вперед кажется нелепой, безрассудной. Впрочем, наша пехота и не собирается дальше испытывать судьбу, начала закрепляться, выкладывая себе брустверы из камней и отвечая пулеметным огнем противнику. Понять ее можно было, солдаты сделали все, что могли; смертельно уставшие, они падали между камней и засыпали, все-таки была уже вторая половина ночи, а утром снова в атаку.

Пока шел бой, мои артиллеристы сумели подтянуть и второе орудие, но разместить их для стрельбы не было никакой возможности.

Чтобы расположить орудия, нужна была хотя бы маленькая площадка, где бы можно было развернуть орудие для стрельбы. Единственная возможность — выдвинуться вперед, на нейтральную территорию, то есть между своими войсками и противником. Думаю, нет необходимости объяснять, чем это грозило, можно было потерять и орудия, и расчеты и не выполнить задачи. Надо было решать, что делать.

Посоветовавшись с командирами взводов и орудий, решил огневую позицию занять впереди нашей пехоты, метрах в 20–25. Расчеты поползли к выбранному месту, чтобы без шума подготовить площадки для орудий, убрать лишние камни, выложить хотя бы невысокие бруствера для защиты от пуль и осколков. Попросил десантников в случае необходимости прикрыть нас огнем. К рассвету площадки были подготовлены и даже замаскированы впереди снегом. Стараясь не создавать лишнего шума, на руках выкатываем орудия на позицию, приводим их к бою, маскируем чем можем. Надо людям дать хоть час отдыха, впереди день тяжелого боя, а мои солдаты всю ночь штурмовали высоту.

Доложил командиру батальона майору Белову о том, что батарея заняла огневую позицию на нейтральной территории. Он вначале не поверил, такое решение было довольно неожиданным и рискованным.

Медленно наступает рассвет, холодно, солдаты ежатся между камней, пытаясь хоть как-то согреться. Вокруг каждого орудия выложена невысокая стенка, 50–60 сантиметров, хоть немного защищающая расчеты от пуль и осколков, конечно, если лежать на земле. Насколько позволяли условия и возможности, позиции орудий замаскированы комьями снега.

Хмурое небо, низкие облака скрывают солнечные лучи, все вокруг тонет в серой мгле. Тихо, не слышно выстрелов, даже привычные немецкие осветительные ракеты перестали вспарывать темноту. Мои артиллеристы, уткнувшись где кто мог, дремлют, утомленные трудной бессонной ночью. Даже положенные по уставу орудийные ровики для укрытия расчета и боеприпасов не успели оборудовать. В такой близи от противника было опасно долбить ломами и кирками-мотыгами каменистый грунт, это могло привлечь внимание врага, а для нас сейчас главным козырем в бою была внезапность. Он не ожидает, что у нас на такой высоте будут орудия. Лежим между орудиями в камнях, холод пробирает до костей и согреться практически негде. Жмемся друг к другу засыпая и вскоре вновь просыпаемся от холода.