Николай Кузнецов - Теодор Гладков Страница 47

Теперь руки Кузнецова были развязаны, поскольку он мог не без оснований полагать, что майор Геттель ни с кем из своего начальства подозрениями относительно обер-лейтенанта Зиберта поделиться не мог. Но только лишь после того, как командование еще раз все тщательно взвесило, оно дало указание Кузнецову пойти на встречу с Геттелем, чтобы использовать сложившуюся ситуацию в интересах советской разведки.

Сам Николай Иванович, конечно, не мог заранее предугадать, как именно будет он действовать, зато знал, чего от него хочет «рыжий майор», знал, что тот, не поставив в известность гестапо о своих подозрениях и войдя самовольно в неофициальные отношения с английской разведкой, совершил фактически акт государственной измены. И все же держаться с Геттелем нужно было осторожно, так как, не сойдись они в «цене» за «услуги», гестаповец, конечно, не остановится перед физическим устранением свидетеля своей измены фюреру и рейху, каким стал бы тогда обер-лейтенант Зиберт.

Встреча, к которой так стремился гестаповец, состоялась 29 октября на квартире Лидии Лисовской. Геттель держался чрезвычайно дружелюбно, всячески старался показать свое расположение к новому знакомому, расточал комплименты в адрес невесты обер-лейтенанта. Когда все было съедено и выпито, Кузнецов встал и, словно эта мысль только что пришла ему в голову, предложил:

– А не встряхнуться ли нам сегодня как следует по поводу знакомства, господин майор? – И, смеясь, добавил: – Если вы гарантируете, что моя невеста ничего не узнает, то мы можем превосходно провести время в обществе двух очаровательных дам…

Геттель все понял сразу и, разумеется, согласился. Офицеры распрощались с Лисовской и вышли из дома. При виде хозяина невысокий, коренастый шофер-солдат услужливо распахнул дверцу автомобиля.

– Николаус, – Зиберт неопределенно помахал ладонью. – Едем. Маршрут обычный.

Струтинский нажал на стартер, и машина мягко тронулась с места.

Ехали они молча, каждый в уме еще и еще раз проигрывал все возможные варианты важной беседы, которая должна была наконец прояснить их отношения и расставить все на свои места. Один из них рассчитывал получить в результате предстоящей встречи гарантию на спасение никому, кроме него, не нужной жизни, второй, не испытывая к первому ничего, кроме ненависти и презрения, должен был заставить его послужить тому делу, за которое он сам, не колеблясь, отдал бы свою жизнь.

В соответствии с намеченным планом Кузнецов вез Геттеля кружным путем на квартиру надежного человека – подпольщика Леонида Стукало. Но от этого варианта пришлось в последний момент отказаться: поблизости от дома Стукало что-то случилось, собралась толпа, прибыла уголовная полиция.

«Этого не хватало! – с досадой подумал Кузнецов. – Придется перестраиваться». И Николай Иванович приказал Струтинскому ехать по другому адресу: улица Легионов, 53.

– Мы возвращаемся? – с удивлением спросил Геттель.

– Нет, просто я хотел заехать за одной дамой, она здесь живет, но вспомнил, что она уже должна быть у подруги, – сказал Кузнецов первое, что пришло ему в голову.

В доме № 53 по улице Легионов у Николая Ивановича не было ни одной знакомой. Там жил одиноко и скромно некий Роберт Глаас, ничем не примечательный сотрудник так называемого «Пакетаукциона» – весьма характерного оккупационного учреждения, специализировавшегося на отправке в Германию посылок с продовольствием и вещами, награбленными гитлеровцами у местного населения. Глаас считался – и весьма обоснованно – ревностным служакой, исполнительным, услужливым, хотя и не хватающим звезд с неба, военным чиновником. У начальства был на хорошем счету. Шефом «Пакетаукциона» был видный нацист Курт Кнут, второй заместитель рейхскомиссара Украины Эриха Коха. Кнута – невероятно тучного, всегда страдающего от одышки специалиста по организованному грабежу – наверняка хватил бы апоплексический удар, если бы он узнал, что Роберт Глаас, скромнейший из его подчиненных, на самом деле старый голландский антифашист-подпольщик, связанный через обер-лейтенанта Зиберта с советской разведкой.

Глаас был дома не один – у него находился разведчик Иван Корицкий, работавший в «Пакетаукционе» грузчиком. До войны Иван был комсомольским секретарем в селе Березно Ровенской области, потом служил в армии, оказался в плену, бежал, связался с отрядом, стал хорошим разведчиком.

В конспирации Глаас не был новичком. Когда к нему ввалились незваные гости, он встретил их приветливо, не задав Кузнецову, а тем более Геттелю, никаких наводящих вопросов. Карицкому велел из кухни не выходить. Держался так, словно заглянули к нему на огонек два приятеля – дело обычное. Знал, в случае чего Зиберт сумеет ему подсказать, что делать, как вести себя дальше.

Пожав руки обоим офицерам, Глаас предложил им раздеться, а сам со сноровкой закоренелого холостяка принялся накрывать на стол.

Сбросив шинель, Кузнецов, словно желая чувствовать себя совершенно свободно, снял и портупею с кобурой и повесил ее на гвоздь за шкафом. Волей-неволей, но Геттелю тоже пришлось освободиться от оружия.

– Мои приятельницы, видимо, задерживаются, – улыбаясь, сказал Кузнецов, – давайте выпьем пока, господин майор, чтобы не терять зря времени.

Гитлеровец отлично понимал, что никаких приятельниц ждать и не следует, а потому молча протянул руку к своей рюмке.

Постепенно завязывался многозначительный разговор с взаимными намеками, иносказаниями. Неизвестно, чем бы кончилась эта дипломатическая игра Кузнецова с Мартином Геттелем, если бы Николай Струтинский не совершил ошибки. Совсем небольшой. Но в разведке крупные и не нужны. Николай Струтинский неизвестно почему без стука вошел в гостиную и без разрешения подсел к столу…

Майор Геттель осекся на полуслове. Немецкий солдат, к тому же поляк по национальности, никак не мог бы себе позволить сесть за офицерский стол, даже если бы его пригласили. Но подобной фамильярности не потерпит и кадровый английский офицер! А только им в представлении Геттеля и был обер-лейтенант Зиберт!

Значит… Значит, Зиберт не агент Интеллидженс сервис! Но в таком случае, кто же он? Неужели советский разведчик?! В глазах гитлеровца мелькнул ужас. Он рванулся к своей портупее…

Через полминуты Геттель был скручен и крепко привязан к стулу. Побелевшего от страха майора непрерывно била нервная дрожь. На лбу выступили крупные капли пота.

По воле случая игра отменялась. Теперь Николаю Ивановичу не оставалось ничего другого, как, отбросив ненужную маскировку, просто допросить гитлеровского контрразведчика. Геттель рассказывал все, что знал.

– Кто такой штурмбаннфюрер фон Ортель? – спросил Кузнецов.

– Этого я сказать не могу…

– Повторяю вопрос, кто такой Ортель? – Кузнецов повысил голос.

– Но я этого действительно не знаю! – истерически вскричал Геттель. – Это не известно никому!

– Даже доктору Йоргельсу, начальнику СД? – с иронией спросил Кузнецов.