Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев Страница 46

— Митрополит Филипп свят делами и сердцем.

И всё же нашёлся один клеветник, более всех прежде уважаемый Филиппом и даже по просьбе же самого Филиппа занявший его место настоятеля — игумен Паисий. Он в клевете увидел возможность выдвинуться в епископы, а то и получить сан архипастыря.

Привезли Паисия в Москву. Он на Соборе иерархов церкви повторил всё, что сам навыдумывал и что ему услужливо подсказали. Митрополит Филипп смиренно слушал клевету, не оправдываясь, только сказал игумену-клеветнику, когда тот умолк:

— Злое сияние не принесёт тебе плода вожделенного, — повернувшись к Ивану Грозному, который присутствовал на скоморошьем игрище, подал ему жезл пастырский и заговорил твёрдо: — Ты считаешь, государь, что я боюсь тебя? Не боюсь я и смерти. Лучше умереть невинным мучеником, нежели в сане митрополита терпеть ужасы и беззаконие сего несчастного времени. Твори, что тебе угодно, без моего благословения.

Сделав малую паузу, давая тем самым понять, что с государем у него больше нет никаких дел, обратился к собравшимся слушать клевету на него:

— А вы, служители алтаря, пасите верно стадо Христово! Готовьтесь дать отчёт о делах своих Всевышнему! Страшитесь царя небесного, ещё более земного!

Филипп снял белый клобук и мантию митрополита, хотел отдать их царю и удалиться, но Иван Грозный остановил его:

— Не тебе судить себя! Жди суда Собора!

Царь своим словом принудил его облачиться в святительскую одежду и продолжать архипастырскую службу.

Расправу Иван Грозный назначил на день архангела Михаила — 8 ноября. Назвал он расправу назидательной. В храм Успения, в самый разгар торжественного богослужения ворвались опричники в доспехах во главе с Фёдором Басмановым. Он держал в руках свиток. Народ, битком набившийся в храм, несказанно удивился такому святотатству, но это было лишь началом трагического фарса.

— Читай! — ткнул свиток псаломщику Басманов. — Читай во весь голос!

Псаломщик, спотыкаясь на каждом слове, начал читать приговор Собора духовенства Филиппу. По этому приговору его лишали архипастырского сана за государственные измены — псаломщик ещё не закончил читать, а опричники уже срывали одежды святительские с Филиппа. Облачив его в ветхую ризу, погнали из храма мётлами, делая вид, что заметают даже следы его.

Затем увезли обречённого в обитель Богоявления.

На следующий день привезли Филиппа в Судную палату, где находился сам Иван Грозный, приехавший послушать, как он сказал, приговор. А приговор — ни в какие ворота не лезет: не в измене винили митрополита, а в колдовстве, в волшебстве. Определили жить Филиппу до конца дней своих в заточении.

Свергнутый митрополит поклонился судьям, своим бывшим подчинённым, и заговорил великодушно:

— Благодарю Бога за милость его ко мне, грешному. Благословляю вас, пастыри духовные, слуги Господа, на праведность. Тебя же, государь Грозный, молю: сжалься над Россией, не изводи лучших сынов её. Не забывай о Суде Божьем. Я же стану денно и нощно молиться о справедливой каре Божьей за грехи твои, за злодеяния и кровожадность.

Более недели сидел Филипп в темнице монастыря святого Николая Старого, Иван же Грозный в эти дни истреблял род Колычевых, не щадя ни женщин, ни детей малолетних. Он самолично принёс Филиппу отрубленную голову его любимого племянника Ивана Борисовича.

— Се обожаемый тобой сродник. Ему ты готовил русский трон!

Филипп принял голову, поцеловал её в губы и, благословив, вернул её Ивану Грозному без слов.

Меж тем Москва прознала, что низверженный митрополит Филипп, ими обожаемый как никто иной, заточен в обители Николаевской, и верующие в Христа начали толпами ходить у стен монастырских, пытаясь определить, в какой келье страдает несчастный, так страстно радевший о пастве.

Малюта Скуратов, не решавшийся разгонять толпы силой, известил Ивана Грозного.

— Людишки московские возмутиться могут. Убери Филиппа подальше.

— Я и сам о том думал. Отвези его в Отроче монастырь, что в землях Тверских.

— Исполню.

Взяв с собой на всякий случай пару сотен опричников, Малюта повёз Филиппа в упрятавшийся в лесной глухомани монастырь. Тогда он не обратил внимания на опасную безлюдную дорогу, ведущую к монастырю, — она испугает его во вторую поездку по ней, когда Иван Грозный по пути в Великий Новгород для расправы над городом возжелает, чтобы Филипп благословил его на месть новгородцам за их измену. На самом деле — мнимую.

Легкомысленно Малюта взял с собой всего лишь дюжину телохранителей, когда же втянулся в глухую лесную дорогу, основательно оробел. Нет, он не ждал засады по пути в монастырь, а вот при возвращении могло случиться всё, что угодно, ведь поначалу он предполагал увезти Филиппа в Александровскую слободу, где продержать до возвращения государя из карательного похода и уже при нём казнить упрямца. Жестоко. Сжечь, например, на медленном костре или поджарить на вертеле. Подобное особенно к душе Грозному.

«Всё так, только монастырская братия отбить его может. Доспехов в монастыре достаточно, ратной ловкости чернецам не занимать. Лучше — расправа на месте».

Однако и в этом случае не исключена засада. Побьют, налетев кучно, и — концы в воду.

Решил схитрить Малюта Скуратов. В монастыре спешился сам один, телохранители же остались в сёдлах, готовые в любой момент выхватить из ножен мечи. От благословения настоятеля не отказался, но на его просьбу увести всех коней за ворота монастырские ответил отказом.

— По воле я государя нашего. Получу для него благословение Филиппа и — обратно. Предлагал я привезти его в Тверь, чтоб самолично благословил, но государь сжалился над старцем: посильна ли, мол, для него такая дальняя дорога?

— С Богом.

Ну, что же: с Богом, так с Богом. Пошагал к келье один, остановив поднятием ладони собравшихся проводить его настоятеля и нескольких монахов. Один и вошёл в келью.

Филипп встретил кровожадного палача спокойным вопросом:

— На расправу?

— Так уж и на расправу? Я по воле государя нашего приехал, чтобы получить твоё ему благословение на поход в Великий Новгород карать измену.

— На кровавый пир нет моего благословения.

Уговаривать у Малюты нет времени — облапил он своими ручищами тщедушную шею старца и начал сдавливать её — Филипп задёргался в конвульсиях, и Малюта дал чуточку воздуха.

— Благослови!

— Нет.

Снова сжимаются лапищи палача; вновь глоток воздуха.

— Благослови!

— Нет.

Сдавил с остервенением шею старца безгрешного, а когда тот обмяк вовсе, прислонил его к стене. Выскочил посланник царя из кельи и с напускным гневом налетел на настоятеля коршуном:

— Кто приставлен к праведнику Филиппу?!