КГБ в Японии - Константин Преображенский Страница 45

В годы афганской войны особистам было работать гораздо легче, чем в мирное время, хотя их собственная жизнь и подвергалась постоянной опасности. Во время боевых операций не требовалось особых мер для маскировки своей агентуры. Конспиративная встреча с любым агентом в военной форме не представляла никакой сложности. Когда твоя собственная жизнь постоянно подвергается опасности, не так важно, является твой приятель агентом КГБ или нет, ведь работает-то он на своих, а не на коварных и жестоких моджахедов. Другое дело в тыловом гарнизоне, где личная жизнь каждого постоянно находится у всех на виду, а самая главная для нее угроза исходит все-таки от своих.

Именно в тылу родилась пословица: «В армии ничего не скроешь». Да и личность особиста там всем известна. Человек, с которым он перемолвился словом хотя бы раз, становится объектом всеобщего недоброжелательного внимания…

Офицеры особых отделов это понимают, и идеальным для них всегда было использование явочных квартир для встреч с агентурой, которых много в Москве и других крупных городах нашей страны. Однако в военных городках их практически нет, потому что каждая свободная квартира там находится под неусыпным бдением очередников, и в первую очередь горластых офицерских жен.

Строго говоря, такие квартиры, конечно, все-таки есть, но их очень мало, и используются они для бесед с самой солидной агентурой — генералами и полковниками. Не поведешь же в нее солдата-осведомителя, каких подавляющее большинство среди агентуры особых отделов.

Ведь завербовать солдата очень легко, потому что он не имеет права отказаться. То есть формально, может быть, и имеет, но на практике — нет, потому что с офицером спорить не полагается, а по нашему воинскому уставу офицер есть офицер, независимо от того, какое министерство он представляет — обороны или государственной безопасности, тем более что мундиры у них все равно одинаковые.

Этот фактор психологического непротивления широко используется и при вербовке самих офицеров. Еще со сталинских времен в органах КГБ хорошо известно, что строевые офицеры без особого уважения относятся к особисту, служащему с ними в одном полку: воинское звание его редко бывает выше, чем у них. Поэтому, в соответствии с военной психологией, майор никогда не завербует подполковника, а тот, в свою очередь, никогда не завербует полковника.

Поэтому для вербовки старших офицеров особый отдел привлекает своих самых больших начальников, генералов, специально приезжающих для этого из крупных городов или даже из самой Москвы. Случаи отказа в такой ситуации бывают крайне редко. О них сами особисты рассказывают потом с почтительным восторгом.

— Представляешь, всю ночь мы одного подполковника уговаривали стать агентом! — поведал мне однажды знакомый особист. — Специально приезжал генерал-лейтенант из Берлина, из управления особых отделов Группы советских войск в Германии, а для военных это имеет большое значение, и давил на него с вечера до утра, но тот так и не согласился!..

Однако в целом наши офицеры очень редко пренебрегают вербовкой, ибо она обеспечивает им хоть какую-то защиту от произвола собственного начальства.

«На одном из офицерских собраний командир полка почему-то разорался на меня и заявил, что откомандировывает из Германии на службу в Советский Союз. Все мои товарищи отнеслись к этому равнодушно, и только офицер особого отдела старший лейтенант Н. убедил командира полка этого не делать. А в это время у меня как раз болела дочка. Вернувшись однажды вечером после службы домой, я с удивлением застал там старшего лейтенанта H., который принес дефицитное западногерманское лекарство. Я был искренне благодарен ему за такую поддержку в трудный момент», — вспоминал некий офицер Группы советских войск в Германии в своей статье, опубликованной в секретном журнале «Сборник КГБ»…

Станет ли особист проявлять столь трогательную заботу о каждом? Вряд ли, хотя бы потому, что это лекарство стоит драгоценной валюты. Очевидно, будущий автор статьи привлек внимание особиста как кандидат на вербовку. И действительно — его статья в «Сборнике КГБ» была напечатана в интереснейшей рубрике «Рассказы наших агентов». Автор статьи признается, что согласился стать осведомителем особого отдела с большой радостью, в знак благодарности за поддержку. Статья была подписана, как водится, не фамилией, а агентурным псевдонимом: Бдительный…

Пока агент удовлетворяет потребности особого отдела, ему гарантирована защита от военного начальства. Например, если на пусковом ракетном пункте вблизи Москвы, где, сменяя друг друга, несут службу несколько офицеров, один из которых агент, он может быть спокоен за свою судьбу: его не отправят на Чукотку или в жаркий Туркестан, по крайней мере до тех пор, пока особому отделу не понадобится на этом пункте новый агент Впрочем, дальнейшая судьба агента всегда непредсказуема, о ее стабильности или грядущих переменах он может судить лишь по любезности особиста или, наоборот, по недовольной мине на его лице на очередной секретной встрече.

Приблизительно одна треть наших офицеров является агентами КГБ. Количество же агентов-солдат учету не поддается. Такой огромной армии стукачей нет больше нигде в мире — за исключением, быть может, народно-коммунистического Китая…

Наши военные городки кишат агентурой. Осведомительницами КГБ могут быть и офицерские жены, скомпрометировавшие себя супружеской неверностью, и одинокая, беззаветно любящая Родину заведующая гарнизонной библиотекой, и старая партийная активистка — школьная медсестра. Даже чья-то бабка, целыми днями сидящая на лавочке у входа в офицерское общежитие, тоже может быть агентессой. Один мой приятель, офицер-пограничник, случайно раскрыл такую.

Военный городок, где он жил, располагался вблизи советско-китайской границы, у Благовещенска. Подавляющее большинство его офицеров руководило пограничными нарядами, их тыловым и медицинским обеспечением, идеологическим воспитанием. Мой же приятель принадлежал к привилегированному слою сотрудников пограничной разведки. В их обязанность входило обеспечение нерушимости наших границ не с этой, а с той, китайской, стороны. Для этого они должны были изучать обстановку в китайских приграничных районах — не отмечалось ли там прибытие новых войск, не приезжал ли туда какой-нибудь высокий партийный руководитель или главный полицейский начальник страны. Добыть такие сведения, помимо использования приборов технического наблюдения, можно было лишь с помощью агентуры, но только не нашей, весьма сговорчивой на вербовку, а затаенно-враждебной и лживой, китайской. Офицеры пограничной разведки вербовали китайских перебежчиков, которые сотнями переправлялись на нашу сторону, якобы, а может быть и вправду, спасаясь от культурной революции, потом нелегально переводили их через границу назад, чтобы по возвращении через несколько дней выслушать добытую ими информацию. Уверенности тут не было никакой, и офицеры пограничной разведки, встречавшие у самой границы возвратившегося китайца и дружески похлопывавшие его по плечу, с трепетом душевным думали: а вдруг этот китайский агент обо всем рассказал своему начальству и это станет достоянием нашего руководства?